Затем, положив руку на плечо молодому человеку, он продолжал:
— Я уверен, вы оправдаете ваше происхождение. Согласно намерениям вашего отца, сначала вы будете служить среди дворян моей свиты. Когда же мы встретимся с испанцами, овладейте их знаменем — и вы получите чин корнета в моем полку.
— Клянусь вам, — решительно воскликнул Мержи, — при первой же стычке я буду корнетом, или у моего отца не будет больше сына.
— Хорошо, мой храбрый мальчик, ты говоришь, как говорил твой отец.
Затем он подозвал своего управителя.
— Вот мой управитель, метр Самюэль. Если тебе понадобятся деньги на экипировку, ты обратишься к нему.
Управитель отвесил Мержи поклон, но тот поспешил поблагодарить и отказаться.
— Мой отец и мой брат, — сказал он, — дают мне вполне достаточно на содержание.
— Ваш брат?.. Капитан Жорж Мержи, который еще со времен первой войны отрекся от веры?
Мержи печально опустил голову; губы его пошевелились, но слов не было слышно.
— Он храбрый солдат, — продолжал адмирал, — но что значит храбрость без страха божьего! В вашей семье, молодой человек, вы можете найти и образец, которому должно следовать, и пример, которого следует избегать.
— Я постараюсь подражать славным подвигам моего брата… но не его отречению.
— Ну, Бернар, приходите ко мне почаще и считайте меня своим другом. Для добрых нравов место здесь не очень благоприятное, но я надеюсь скоро вывести вас отсюда и провести туда, где будет возможность заслужить славу.
Мержи почтительно поклонился и смешался с толпой приближенных, окружавших адмирала.
— Господа, — произнес Колиньи, продолжая разговор, прерванный приходом Мержи; — со всех сторон я получаю добрые вести. Руанские убийцы потерпели наказание…
— Чего нельзя сказать про тулузских, — возразил старый пастор с мрачной и фанатической наружностью.
— Вы ошибаетесь, сударь. Я только что получил известие из Тулузы. Там учреждена смешанная комиссия[35]. Его величество каждодневно дает нам доказательства того, что правосудие одинаково для всех.
Старый гугенот покачал недоверчиво головой.
Какой-то седобородый старик, одетый в черное бархатное платье, вскричал:
— Да, его правосудие для всех одинаково; Шатильонов, Монморанси и Гизов, всех вместе, Карл и его достойная мать хотели бы уничтожить одним ударом!
— Выражайтесь более почтительно о короле, г-н де Бонисан, — строго сказал Колиньи, — забудем, забудем, наконец, старые счеты. Да не будет сказано, что католики лучше, чем мы, применяют божественный завет — забывать оскорбления.
— Клянусь костями моего отца, им это легче сделать, чем нам! — пробормотал Бонисан. — Мои двадцать три замученных родственника не так легко выйдут у меня из памяти.
Он сказал это с горечью. В этот момент дряхлый старик, с отталкивающей наружностью, Закутанный в серый, до дыр протертый плащ, вошел в галерею, пробрался через толпу и передал Колиньи запечатанный пакет.
— Кто вы такой? — спросил адмирал, не ломая печати.
— Один из ваших друзей, — отвечал старик хриплым голосом.
И сейчас же вышел.
— Я видел, как этот человек сегодня утром выходил из особняка Гиза, — сказал какой-то дворянин.
— Он — колдун, — сказал другой.
— Отравитель, — сказал третий.
— Герцог Гиз подослал его отравить г-на адмирала.
— Меня отравить? — сказал адмирал, пожимая плечами. — Отравить меня посредством письма?
— Вспомните о перчатках королевы Наваррской![36] — воскликнул Бонисан.
— В отравленные перчатки я так же не верю, как и в отравленное письмо, но я верю, что герцог Гиз не может совершить низкого поступка.
Он собирался распечатать письмо, как вдруг Бонисан бросился на него и вырвал письмо из рук со словами:
— Не распечатывайте его, иначе вы вдохнете смертельный яд!
Все присутствующие столпились вокруг адмирала, который делал некоторые усилия, чтобы освободиться от Бонисана.
— Я вижу, как из письма выходит черный дым! — закричал чей-то голос.
— Бросьте его, бросьте его! — раздался общий крик.
— Отстаньте от меня, сумасшедшие! — говорил адмирал, отбиваясь. Во время этой, в своем роде, борьбы бумага упала на пол.
35
По мирному договору, которым окончилась третья гражданская война, во многих судах учреждены были комиссии, половина членов которых исповедовала кальвинистское вероучение. Им надлежало ведать дела между католиками и протестантами.
36
Причиной ее смерти, — пишет д’Обинье во «Всеобщей истории» — был яд, который через надушенные перчатки проник ей в мозг. Изготовлен он был по системе мессера Рене, флорентийца, сделавшегося после этого ненавистным всем, даже врагам этой королевы.