Утром разнеслась весть, что расцвел сухой боярышник на кладбище Невинноубиенных. Толпы парижан желали убедиться в этом чуде. Смысл его был очевиден — Бог показывает, что католики начали святое дело. Резня продолжалась еще неделю, перекинувшись из Парижа в некоторые провинциальные города (Бордо, Тулузу, Орлеан, Лион). Полагают, что в Париже погибли около 2 тыс. человек — гугенотская знать и члены их семей, парижане, подозреваемые в кальвинизме. Общее число погибших по всей Франции в погромах конца августа — начала сентября составляет не менее 5 тыс. человек.
Большой интерес вызывает реакция короля и его правительства. Уже утром 24 августа король отдает приказ о немедленном прекращении беспорядков. Затем утверждает, что все случилось по его воле. Но не аннулирует прежний Сен-Жерменский мир, а, напротив, подтверждает его статьи о религиозной свободе на специальном заседании Парламента, отменив лишь право гугенотов иметь собственные крепости и собственные войска. В письмах, разосланных протестантским государям, правительство и близкие к нему публицисты утверждали, что король не покушался на религиозную свободу подданных. Речь шла о ликвидации гугенотского заговора против короля. Но вмешательство парижской черни привело к излишнему кровопролитию. В Рим и Мадрид Екатерина Медичи писала, что случившееся есть осуществление давнего ее плана восстановить католическое единоверие в стране.
Варфоломеевская ночь не принесла выгод королевской власти. Война вспыхнула с новой силой, средств для ее ведения в казне не было, международное положение складывалось весьма неблагоприятно для правительства. Четвертая религиозная война была закончена на весьма выгодных для гугенотов условиях, но и этот мир был лишь краткосрочной передышкой.
Известия о Варфоломеевской ночи были с радостью встречены в Риме и Мадриде и вызвали озабоченность в Англии, Германии и Польше. Даже царь Иван Грозный осудил избиение мирных подданных[1]. Внутри страны кальвинистское дворянство и города оказали ожесточенное сопротивление католикам. В ходе последующих войн правительство вынуждено было идти им на уступки. Но гугеноты взяли курс на создание практически независимого государства на юге и юго-западе Франции. Многочисленные публицисты — «монархомахи» — осуждали сам абсолютистский монархический принцип правления, настаивая на идее народного суверенитета. Среди католиков также оформилось движение «политиков», недовольных убийством лучших людей королевства и всевластием Гизов. Даже самые рьяные католики стремились избежать повторения Варфоломеевской ночи, страшась разрушительной силы народного бунта.
Эти факты являются общепризнанными, подтвержденными массой разнообразных источников — мемуарами, свидетельствами очевидцев, памфлетами, донесениями дипломатов и официальными документами. Казалось бы, все настолько ясно, что историки в дальнейшем могут лишь уточнять некоторые детали, вроде определения точного числа жертв или того — действительно ли на домах жертв заранее проставлялись белые кресты (утверждают, что католики не ставили их на домах, где расположились гугеноты, — у чиновников дворцовой службы и так были на руках необходимые списки, поскольку прибывшие гугеноты становились на довольствие при Лувре. Образ крестов возник в гугенотских описаниях позже как реминисценция из Библии — они отождествляли себя с еврейскими младенцами, вырезанными в Египте фараоном).
Создается впечатление, что историкам известно почти все о фактической стороне события и трудно ожидать, что удастся раздобыть какой-либо источник, который заставит пересмотреть устоявшиеся взгляды. И все-таки вокруг Варфоломеевской ночи вот уже несколько сотен лет не стихают споры. Они ведутся по поводу различных ее интерпретаций.
1