Мы подняли головы, Руженка и я, на лестнице перед квартирой дворника раздался топот, шарканье, кто-то что-то двигал, тащил… Мне вдруг показалось, что из дому выносят что-то большое, тяжелое, нечто вроде длинного черного деревянного ящика. Не выносят ли пианино? — пришло мне в голову. Это была, конечно, глупость. Потом я услышал, как открываются двери в подъезде.
— Муж вам все доскажет, — повторила пани дворничиха, когда мы с Руженкой переглянулись по поводу шума на лестнице. — Муж вам расскажет, тогда и узнаете, что случилось. Добром это, конечно, не кончилось… — сказала она. — Господи, опять этот шкаф открылся…
Я глянул в угол и увидел полуоткрытый шкаф. Пани Гронова подошла, немного постояла возле него, будто хотела, чтобы у меня хватило времени заглянуть в него. Я увидел там палку, что-то вроде копья или алебарды и веревку, затем красную одежду — трико, красную островерхую шапку, колпак, а под колпаком топор. Я быстро повернулся к окну, а пани дворничиха закрыла шкаф. На лестнице послышались новые шаги и даже чей-то голос…
— Муж придет сию минуту, — сказала пани Гронова и села к столу, — ну вот он уже и здесь…
Открылась дверь, и вошел дворник. На его низком лбу над бровями блестели капли пота.
— Пришлось на лестнице поменять лампочку, — сказал он и сел к столу на свое место, — в доме шалит электричество. Придется завтра лезть в подвал… Есть у вас чего выпить? — Он посмотрел на наши рюмки, а когда мы кивнули, он сложил громадные руки, поросшие черной шерстью, на столе и сказал: — Так, чтобы докончить. На чем я остановился? Да — про сейф. Про сейф, который был такой большой, словно целая дверь. Ну так вот, эта секретарша начала просто сходить с ума. Бросилась к сейфу, чего, конечно, хозяин ждал. Поэтому как-то раз он нарочно оставил на своем столе ключи от сейфа. Ну она и открыла сейф…
— Господи боже! — воскликнула Руженка и уставилась на жену Грона, которая загадочно улыбалась. — Что же там было? Наверное, какие-нибудь документы? — дрожала она.
— Документы, — усмехнулся дворник и посмотрел на жену, которая загадочно улыбалась, — документы! Может, документы об усыновлении двойни, может, похоронное свидетельство об одном, который замерз и ангел отнес его к богу, может, еще что похуже… Ну так что? — Дворник выпятил челюсть, посмотрел на оцепеневшую Руженку и закурил новую сигарету. — А может, там на бумагах лежал скелетик?..
— О господи боже! — вскрикнула Руженка и схватилась за голову.
— Ну, что,— скалил дворник зубы, — думаете же вы, что это скелет второго ребенка, которого унес ангел, пусть это вам и в голову не приходит. Что ж вы думаете, местные власти разрешили бы ему держать в сейфе скелет ребенка? Или закопать в саду возле дома? Такие вещи не делаются. В сейфе мог быть скелет в крайнем случае какого-нибудь зайца, кролика — тот человек любил дичь. Может, это были кости самого обыкновенного цыпленка или голубя — кур он тоже ел. Секретарша этого, конечно, не знала, откуда ей знать, секретарша от этого уже совсем спятила. Но это еще не все, и тот человек, как это говорится на профессиональном языке, должен был ее доконать. В один прекрасный день, когда она сидела за пишущей машинкой, он взял со стола газету, открыл ее и стал читать. Подумайте, сказал он, глядя в газету, какие происходят события, просто ужас. Где-то в Южной Америке начинается война, в Италии Муссолини заключает пакт со святым отцом, а тут какая-то мать подбросила детей и ее ищут! Ну и ну, вот так разврат! Она заслужила, чтобы ее пристрелили… А тут одна выиграла в лотерею миллион… С секретаршей чуть удар не случился. Хозяин на нее поглядел и спросил: вы никогда не продавали в магазине крупу или дрожжи? Пили вы когда-нибудь самбук? И когда секретарша покачала головой — вся в смятении, — он сказал: вы забыли в моем кабинете веник? Прислоненный к той печке… Что с вами случилось?.. Вам что-нибудь нужно, барышня? — Дворник посмотрел на шею Руженки. Руженка страшно побледнела. — Хотите знать, почему он об этом спрашивал у своей секретарши? Вы правы — это не относится к делу, я об этом мог и промолчать. Короче, не буду вас интриговать, уже поздно, вам пора домой. Так все просто: частное лицо посмотрело секретарше на шею и сказало: «Вам плохо, барышня…» А она закачалась. Потом он взял. шляпу, оставил открытым письменный стол и ушел. Ну и в ту прекрасную ночь, которая наступила после этого великолепного дня, секретарша вечером влетела в кабинет, стала рыться в письменном столе, схватила револьвер, потом бросилась к сейфу и застрелилась. На другой день ее выносили в таком красивом длинном черном ящике из кабинета, как королеву из зала. Господи, налей же барышне еще водки, видишь, что ей от этого плохо, — заговорил Грон, обращаясь к жене после того, как Руженка вскрикнула и уронила голову, так что я испугался. — Спроси ее, может, она хочет капли Гофмана? Не хотите? Вина тоже нет? — И он обратился ко мне: — Ты привыкнешь к нему, а это нехорошо. Из пьяниц выходят разные бездельники, которых ждет тюрьма. Студенты не должны пить, им полагается сосать ментоловые лепешки. Ну вот, — стряхнул он пепел в пепельницу, — вот и все.