— Где это было? — ласково спросил пан, сидящий за столиком, — это было в кухне?
— Это было в кухне.
— А что вы видели потом? — спросил он так же ласково.
— Потом они пошли в комнату бабушки, но только с тем, что с черепом, офицер туда не пошел, он явился туда уже после.
..................................
— Тот, с черепом, бросился к дивану и закричал, что это за зверь. Я думал, он имеет в виду меня, потому что я как раз там стоял, а офицера не было, чтобы объяснить ему, кто я.
— А вы поняли, что он имеет в виду не вас?
— Да, там был Грон и сказал ему, не хочет ли он…
— Пожалуйста, спокойно говорите, что сказал ему Грон, вспомните, что он сказал ему буквально? Скажите, как ему сказал Грон, говорите от первого лица, будто вы и есть Грон… Не бойтесь…
— Сказал ему: а в морду не хочешь, свинья… Но он его не понял, Грон сказал это по-чешски.
— Ну и тут вы поняли, что зверем он называл не вас, а кого-то другого. Кого он имел в виду…
— Медведя. Он схватил его за лапу и стал трепать в воздухе. Потом всадил ему под горло нож и распорол медведю брюхо… — И я вновь представил себе, как одним движением ножа тот распорол медведя от горла до ног, как я от ужаса, стоя, стиснул ноги и почувствовал, что мне нужно в уборную, как у меня брызнули слезы, вспомнил, как он затрепал медведя в воздухе… — А на землю посыпались опилки, — сказал я.
— Слышали вы в это время какой-нибудь голос… — спросил пан за столиком.
— Тот, с черепом, смеялся и восклицал, как это здорово сыплется и кто знает, что еще оттуда высыплется. И еще что-то восклицал, но я не понял. Я его плохо понимал, он говорил на каком-то диалекте. Грон ему сказал…
— Ну, что ему сказал Грон? Говорите, пожалуйста.
— Грон ему сказал, ты, холуй, только подожди, уж я-то до тебя доберусь, вытрясу из тебя все мозги.
— Ну, а какой-нибудь другой голос, — сказал пан за столиком, — другой голос вы слышали? Когда он трепал медведя и сыпались опилки? Какой-нибудь протест или жалобу… Или что-нибудь подобное...
— Медведь вскрикнул от ужаса.
— Значит, вы слышали медведя. Что кричал медведь, что…
— Он не кричал, он только вскрикнул от ужаса.
— Как звучал этот крик… — улыбнулся пан за столиком.
— Это был страшный рев… Медведь всегда ворчал, когда его кто-нибудь трепал, в нем был какой-то ворчащий аппарат.
..................................
— Ну, а потом медведь полетел с распоротым брюхом под окно и остался там лежать рядом с патефоном. Патефон играл. Но, говорят, медведя можно починить.
..................................
— А как было с бабушкой? — спросил пан за столом очень любезно. — Где была бабушка, когда медведь летел к окну? Стояла около дивана, или была на стене, или сидела в кресле…
— Была на стене.
— И когда она была на стене, то… — сказал он ласково, — стояла там на какой-либо лесенке, была там целиком с головы до ног…
— Была там в раме и только до половины туловища! Ноги ее не были видны.
— Ну, а как она отнеслась к тому, что случилось с медведем? Вы видели, что она пошевелилась, вы слышали, что она что-то сказала?..
— Она была совсем неподвижна. Даже не пошевелилась. Смотрела в сторону окна, в ушах ее были бриллианты.
— А раздался при том какой-либо шум, например, хруст, бренчание…
— Раздалось бренчание… — сказал я и вспомнил бренчание, какое бывает, когда рвется с цепи конь, как бряцают сто цепей, когда рвутся оковы, — это тот, с черепом, — продолжал я, — зацепился о старый русский подсвечник, который был там под диваном, и три чашечки из него выпали и забренчали…
— Может, забренчала какая-нибудь цепь на портрете — не обратили внимания?
— На портрете никогда никакой цепи не было. Цепи на портрете никогда не было видно.
— Не было ли у вас когда-нибудь ощущения, что какая-то цепь все же есть где-то за портретом или под портретом…
— Было.
..................................
— …когда тот, с черепом, сорвал портрет со стены, обнаружилась цепочка. Портрет висел на этой цепочке, но, когда он висел, цепочки не было видно.
— Вы знали раньше, что портрет висит на цепочке?
— Мне кажется, что знал.
— Хорошо, а что было дальше, когда тот, с черепом, сорвал портрет со стены?
— Минуту он на него смотрел, а потом повернул его обратной стороной.
— Видели вы на портрете, когда он держал его в руке, лицом к себе, как в тот момент выглядела бабушка? Она пошевелилась или сказала что-нибудь?
— Она была такой же оцепеневшей, как и до этого, — улыбнулся я, — смотрела тому, с черепом, в глаза…
И я вспомнил, как ее лицо, в его руках, было обращено к его лицу, как она смотрела на него с достоинством и холодно, а губы ее едва заметно подергивались, но потом...