Равенство восстанавливается при полном уважении существующих между людьми различий вследствие того, что каждый воспринимает не свои характерные черты как превосходство, но как то, что он может разделить с теми, кто их лишен.
Отвержение всякого поползновения властвовать над ближним – страсть, о которой в духовной жизни часто забывают, но которую преподобный Максим Исповедник считает одной из трех важнейших человеческих страстей, а святой Ефрем Сирин в молитве, читаемой православными христианами Великим постом, относит к четырем порокам, об избавлении от которых нужно в первую очередь молить Бога, – и непрестанное стремление сделаться служителем ближнего становятся залогом создания и сохранения гармонии жизни в обществе, в котором царит взаимная любовь.
По причине того, что каждый в обществе благодетельствует другим из любви и совершенно добровольно, такому образу жизни чуждо принуждение, злая воля и печаль. Такая жизнь, напротив, есть источник вечной радости. Благодаря ей индивидуальная свобода вовсе не ограничивается, а расширяется, потому что человек избавляется от страстей, которые как в личной, так и в социальной жизни оказываются единственной истинной причиной принуждения и порабощения законам греховной природы.
Живя в обществе, воодушевленном любовью, люди в конечном итоге осуществляют замысел, который Бог определил им с самого начала. Диавол и грех мешали им, но Христос, основав Свою Церковь как Собственное тело, члены которого суть верующие, даровал всем крещеным благодать и силы осуществить этот замысел, а на примере Своих учеников показал, как его исполнить.
Преподобный Порфирий Кавсокаливит: Я и ты – это одно
Часто паломники просили старца помолиться за них, за их близких, и он всегда обещал, что будет молиться. <...> «А как вы, геронда, мо́литесь обо всех этих людях?» И старец совершенно спокойно ответил: «Вот так. Прежде всего я говорю: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя“». – «Говорите, „помилуй мя“? Но ведь они просили вас молиться о них, а не о самом себе», – с недоумением возразил я. Старец, видя мое непонимание, ответил: «Хорошо. Разве ты не знаешь, что если Бог не помилует меня, то Он не помилует и тебя? Разве ты не знаешь, что ты и я – это одно?» Простые, но очень глубокие слова, более чем глубокие. Такой глубины, что в другой нашей беседе отец Порфирий сказал, что в этом чувстве нашего единства с другими кроется таинство духовной жизни во Христе.[593]
Человек, любящий ближнего и молящийся о нем, со временем приобретает чувство единства с ним. Речь идет не об интеллектуальном представлении через общие и абстрактные концепты «сущности» и «природы», а об опыте непосредственного восприятия и ощущения этого единства. Оно имеет три основания и три измерения.
Во-первых, так как люди происходят от общего предка, Адама, то они имеют одну и ту же человеческую природу, которая в равной степени присуща каждому, хотя каждый обладает ей по-своему. Такое единство имеет не только естественный характер: первый человек был создан по образу Божию, и образ Божий есть в каждом из его потомков. Чувство единства, которое человек ощущает на духовном уровне, – это чувство единства в Боге, Который через Свой образ есть в каждом.
Во-вторых, Слово Божие воплотилось, то есть восприняло всю человеческую природу, и именно во Христе люди обретают единство.
В-третьих, Сын Божий, по Своему спасительному Промыслу, даровал людям возможность стать чадами Отца по усыновлению, и они обретают единство в этом общем духовном отцовстве и усыновлении.
Хотя три указанных основания единства людей объективны, воспринимаются они исключительно через смирение, любовь и молитву. Воля Христа, выраженная словами: Да будут все едино (Ин. 17, 21), означает, что единство, которое объективно присуще человеческой природе, должно быть достигнуто посредством духовного осознания и образа жизни.
Чувство единства, которое есть у человека духовного, не имеет ничего общего с тем, что может ощущать индус или буддист, для которых «все во всем и взаимно», а индивидуальность и личность – плоды иллюзии, мешающей воспринять, что все существа растворяются в Едином, в Я или в Небытии. Духоносные подвижники ощущали фундаментальное единство всех людей в Боге и при этом не отрицали различий между ними.