Поскольку Бог есть любовь, любящий уподобляется Ему,[184] при этом, чем сильнее любовь, тем больше уподобление. «Кто с любовию расположен к сей Крови, тот соделается чистым от крови чувственной», как пишет святой Григорий Нисский.[185] Преподобный Максим выразился смелее: «Великое, значит, благо – любовь, и первое из благ, и избранное благо; вокруг того, кто ее имеет, соединяет она собой Бога и людей и дает человеку казаться творцом людей благодаря столь полному, сколь возможно человеку, уподоблению в добре обоживаемого Богу».[186]
Иначе говоря, любовь более всех прочих добродетелей делает человека богоподобным, поскольку Бог есть любовь. В этом контексте преподобный Максим пишет: «Воистину нет ничего богоподобнее Божественной любви, <…> ничто так не возвышает людей к обожению»;[187] «Любовь <…> боголюбивого соединяет с Богом и делает богом».[188] Любовь делает человека совершенным, так что кажется, что его природа, «соединившись с природой, всецело облеклась [ею], абсолютно ничего не имея отдельным от соединенного с нею по ипостаси божества».[189] Любовь сама по себе делает человека богоподобным, так как, приобретая ее, он вместе с тем приобретает то качество, присущее Богу,[190] главное из всех, а вместе с ним прочие добродетели, которые любовь подразумевает, содержит в себе и которым дает начало. «Любовь, творимая из этих добродетелей и через их осуществление, – наставляет преподобный Максим Исповедник, – ведет к Богу, обоживающему творящего их человека».[191]
Деятельная любовь в Православной Церкви
В первую очередь необходимо развеять мифы, существующие относительно деятельной любви в Православной Церкви. На Западе часто считают, что Православная Церковь к рассматриваемому вопросу относится скорее «созерцательно», чем «активно» (в общем смысле этого слова), придерживается скорее теоретического подхода, чем практического, скорее индивидуального, чем социального, скорее духовного, чем институционального.
Такое впечатление сложилось из-за того, что в XX столетии во многих странах, в которых распространена православная вера, к власти пришли коммунистические режимы. Они стремились ограничить роль и, как следствие, влияние и деятельность Церкви в обществе.
Тем не менее можно видеть, что в странах, которые не стали коммунистическими, благотворительная работа всегда проводилась очень активно. Она находит «внешнее», социальное и институциональное выражение. В настоящее время к филантропической деятельности переходят и в странах, освобожденных от ига коммунизма и теперь возрождающихся. Под эгидой Церкви и при участии многочисленных священнослужителей и мирян оказывается помощь больницам, детским домам, хосписам, образовательным центрам, организациям, которые занимаются поддержкой бездомных, нуждающихся, пожилых людей, больных детей, сирот, наркозависимых, заключенных и всех тех, кто оказался исключенным из жизни общества или кому требуется помощь.
Такая социальная работа, проводимая на высшем уровне, имеет очень давнюю традицию, которая существовала на Востоке. Святой Василий Великий, живший в IV веке, особенно прославился созданием многочисленных благотворительных организаций для помощи бедным и основал первые больницы.[192]
С тезисом, что Православная Церковь скорее бывает «созерцательной», чем «активной», придерживается скорее теоретического подхода, чем практического, скорее индивидуального, чем социального, скорее духовного, чем институционального, с одной стороны, можно согласиться, а с другой – нет.
Не согласиться можно в том случае, если полагать, что от дел милосердия и любви Церковь отказывается, предпочитая их исключительно «созерцанию». Напротив, можно согласиться – если иметь в виду, что (с точки зрения православного богословия) дел самих по себе недостаточно, в их основании всегда должно лежать памятование о Боге, – только так наши отношения с ближним приобретают ценность.
184
См.:
185
186
189
192
Американский историк Тимоти Миллер пишет: «Византийские больницы (