Родителям старец советует: «Когда вы хотите что-либо сказать своим детям, скажите это Пресвятой Богородице, и Она Сама все управит. Ваша молитва будет тем животворным дыханием, той „духовной лаской“, которая согревает, заключает в свои объятия, притягивает ребенка» (с. 359-360). Возвращаясь к мысли, что молитва есть «духовная ласка», старец наставляет: «Мать любит гладить и ласкать своего ребенка. Но она должна упражняться и в „духовной ласке“ молитвы. Когда мать без молитвы хочет погладить ребенка, он вскидывает ручки и отпихивает ее от себя. Но когда она горячо про себя молится о своем сыне, тогда он чувствует в своей душе необъяснимую „духовную ласку“, которая влечет его к матери. В своей молитве за ребенка мать должна гореть подобно свече. Пусть она молится про себя, воздев свои руки ко Христу и таинственно обнимая ими своего ребенка» (с. 347).
Молитва за детей – одна из наивысших форм любви к ним, поскольку, со смирением признавая, что наша любовь ограниченна, мы доверяем их Богу, Который безграничен и всесилен. В конце концов, говорит старец, нужно «дать возможность любви Христовой, которая преображает, говорить самой за себя» (с. 38).
Часть третья. Антология комментируемых текстов
Апостол Лука: Любовь к ближнему возможна только в личных отношениях с ним
И вот, один законник встал и, искушая Его, сказал: Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Он же сказал ему: в законе что написано? ка́к читаешь? Он сказал в ответ: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя». Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. Но он, желая оправдать себя, сказал Иисусу: а кто мой ближний? На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: «позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе». Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же.[530]
В приведенном евангельском отрывке, одном из наиболее важных для понимания христианской любви, центральное место занимает заповедь возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя.
Притча помогает уяснить смысл заповеди, и сейчас хотелось бы обратить внимание на следующую деталь.
Формулировка «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» при первом прочтении представляется сложной и даже запутанной. В любом случае она кажется странной и парадоксальной.
Так, можно подумать, что ближний – это человек, попавший в руки разбойникам, нещадно избитый и брошенный едва живым. Также можно подумать, что он был ближним тем трем людям, что прошли мимо него, – священнику, левиту, самарянину. Разве «мой ближний» – это не всякий человек, что встречается мне на пути, и, тем более, не всякий, кому нужна моя помощь и поддержка?
Вопросом «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» Христос снова подвергает сомнению толкование, которое казалось очевидным. Он формулирует вопрос в виде инверсии, с помощью чего показывает, что не человек, попавший в руки разбойникам, был ближним для трех человек, что прошли мимо него, а именно тот, кто оказал помощь ставшему жертвой разбойников.