Человек, который старается вести себя в соответствии с определенными нормами и подчиняться определенным правилам, инстинктивно склонен негативно судить о тех, кто придерживается иных принципов и ведет себя непорядочно, а также считать себя самого лучше них.
Такое отношение характерно для фарисейства, которое в его крайней степени иллюстрируют следующие слова фарисея: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь (Лк. 18, 11).
Описанное поведение имеет две духовно опасные стороны: первая, в отношении себя, есть гордость, которая состоит в том, чтобы считать себя не таким, как все, выше или лучше их; вторая, в отношении других людей, – осуждение ближнего, презрение к его поведению и, наконец, к нему самому, а также равнодушие к нему, что хуже презрения, так как не содержит в себе ни толики любви.
Святитель Николай Сербский отмечает еще один грех – страх перед грешниками, который является тяжким, поскольку, будучи противоположным любви, приближающей нас к ближнему и объединяющей с ним, он отстраняет и отдаляет нас от ближнего, создавая между нами непреодолимое расстояние.
В контексте гордости, из-за которой, по сути, происходят все описанные разделения, святой Николай Сербский вторит святым отцам: она уничтожает все добродетели, которые мы можем стяжать, из-за нее мы становимся бо́льшими грешниками, чем те, кого осуждаем, презираем и страшимся.
Что касается презрения и равнодушия, из-за них наш ближний не только страдает, не становится лучше, не исправляется, но, более того, они разрушают нас изнутри, так как противны двум добродетелям, которые помогают нашему духовному преображению, – смирению и любви.
Святитель Николай Сербский, как и многие святые отцы, призывает нас не отождествлять грешника с совершаемым им грехом. Страсти суть болезни души, а грехи – их симптомы. Как врач не презирает болезней тех, кто к нему приходит, не боится их и не отдаляется от них, так и мы не должны презирать грешников, бояться их и от них отдаляться. Наоборот, исцелившись через покаяние от гордости и всех берущих от нее начало пороков, мы должны со смирением и любовью взирать на грешника как на больного, которому необходимо наше присутствие, поддержка и помощь. Отвергнув мысль о собственной праведности и превосходстве, нам следует поделиться с ближним той крупицей духовного здравия и сил, что у нас есть, и подарить ему столь необходимую заботу – нужно пожалеть его, подражая Христу, Который, будучи совершенно праведным и безгрешным, возлежал вместе с мытарями и грешниками (см.: Мф. 9, 10-11), Которого обвинили в том, что Он им друг, Который оправдывал Свое поведение словами: Не здоровые имеют нужду во враче, но больные... Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 12-13).
Итак, осуждая грешника, относясь к нему с презрением, страшась его, мы сами становимся бо́льшими грешниками. Напротив, уклоняясь от осуждения, жалея ближнего, стремясь приблизиться к нему и прийти на помощь, мы обретаем прощение наших собственных грехов, очищаемся от страстей и получаем оправдание в глазах Божиих.
Преподобный Максим Исповедник: Любовь содержит в себе все добродетели
Ведь воистину нет ничего богоподобнее Божественной любви, ничего нет таинственнее, и ничто так не возвышает людей к обожению, потому что она соединяет в себе все блага, какие слово правды числит в добродетелях, и далеко отстоит от всего, что считается пороком, будучи исполнением закона (Рим. 13, 10) и пророков – им ведь наследует тайна Божественной любви, превращающая нас из людей в богов и сокращающая отдельные заповеди до одного всеобъемлющего слова, в котором они все по благоволению единообразно заключаются и из которого разнообразно исходят по устроению. Ибо каким благом не обладает любовь? Неужели верой, первым основанием благочестия, тверже удостоверяющей верующего в существовании Бога и Божественного <...>? Неужели надеждой, создающей себе истинно сущее благо <...>? Разве не дает любовь насладиться тем, во что мы верим и на что надеемся, потому что благодаря ей будущее уже как бы присутствует в душе? Неужели не обладает любовь смирением, первоосновой добродетелей, в котором мы познаем самих себя и делаемся способными отсечь суетную опухоль высокомерия? Неужели кротостью, которая с одинаковым пренебрежением относится и к порицанию, и к похвале и делает безобидными эти два противоположных зла – славу и бесславие? Неужели незлобием, которое, даже когда мы страдаем, не допускает в нас перемены по отношению к обидчикам и враждебного к ним расположения? Неужели состраданием, по которому мы с готовностью разделяем несчастья других и не можем не видеть в них родных нам братьев? Неужели воздержанием, или стойкостью, или терпением, или добротой, или миром и радостью, благодаря которым мы с легкостью усмиряем гнев и жадное желание, бурлящим пламенем жгущие душу? Да попросту сказать, всех духовных благ завершение – любовь, которая ходящих ее путями верно, неукоснительно и стойко ведет и приводит к Богу, высшему из благ и источнику всякого блага.[549]