Сначала я даже не сразу поняла, что конкретно увидела. Их было двое, у бассейна. Одним из них был Девлин…
Стонала девушка… Господи! Они… они делали ЭТО прямо на виду. Любой мог выйти и увидеть их!
Кровь бросилась мне в голову, окрасив щёки пунцовым цветом. Я резко отвернулась от постыдной, и в то же время такой притягательной картины. Воспитанной в строгости, мне прежде никогда не доводилось, не только видеть подобное, но и слышать о таком.
Боясь быть застигнутой за подглядыванием, я попыталась бесшумно развернуться и уйти. Но по закону подлости, дверь, которую я попыталась бесшумно закрыть, издала жалобный скрип, прозвучавший в ночной тишине особенно громко. Чертыхнувшись, я рванула в свою комнату.
Захлопнув с ходу дверь, я прижалась к ней спиной. Это же надо было так спалиться. Нет, с ночными прогулками пора завязывать, а не то не ровен час вляпаюсь в такое, отчего потом на людях показываться стыдно будет.
Похоже, и у парочки было всё не так гладко. Сквозь открытое окно, из сада до меня донеслись их голоса:
— Дев, ну зачем ты так? После всего, ты даже не пригласишь меня войти?
— А зачем? Я и так уже получил всё, что хотел, ты свободна, можешь катиться на все четыре стороны.
— Негодяй! Да как ты смеешь?
— Представь себе, смею! Такси всё ещё ждёт у ворот — садись и убирайся. А я — спать. Что-то я устал сегодня…
Я была поражена. Да он же не человек, он чудовище какое-то! Разве можно так обращаться с девушками? Нет, такому ничего спускать с рук нельзя. Джен права, он заслуживает того, чтобы ему преподали урок. И я буду первая, кто будет аплодировать его унижению стоя!
Бессонные ночи на новом месте, уже стали сказываться и на моём настроении. Тревожные мысли не покидали меня, заставляя «вставать в стойку» каждый раз, как слышались приближающиеся шаги.
Я убралась уже везде, оставалась лишь комната Девлина. Но он, после ночных похождений, вставать, особо не торопился. Утомился от «тяжкого труда». Бедняга!
Наконец, миссис Маккарди мне сообщила, что хозяин уже проснулся, и, я, могу убраться в его комнате.
Держа в руках пылесос, я решительно вошла в спальню, … и оторопела.
Девлин, как ни в чём не бывало, лежал в постели, закинув руки за голову, и явно наслаждался моим замешательством.
— Ой, простите, я думала тут, никого нет — я, пятясь, попыталась выбраться из комнаты.
— Эй, ты куда? Считай, что меня здесь нет, и продолжай убираться — окликнул он меня.
Ну, ни стыда, ни совести, — как сказала бы моя мама.
— А тут и считать не нужно. Вас для меня действительно нет! А приберусь я позже. У меня ещё куча других дел, — и, с этими словами выскользнула в коридор.
Вот ведь негодяй! Он, специально это сделал. Вот только зачем ему это? Чего он добивается? Разве не видит, что мне глубоко плевать на него? Нет? Ну, значит, нужно его в этом убедить.
Я с решительным видом вернулась в комнату. Делая вид, что хозяина в комнате нет, я подобрала с пола его разбросанные вещи, и швырнула их прямо на постель. Пряжка ремня джинсов больно стукнула его по лбу.
— Эй, ты что, спятила? — он взвился на постели.
— Нет, просто мы же договорились, что вас тут нет, вот я и бросила вещи на «пустую» постель.
— Нет, ты чокнутая! — проворчал он, вскочив с постели в одних трусах, и даже не потрудившись накинуть халат, прошлёпал в ванную.
Стараясь не глазеть ему в след, я постаралась убраться до того, как он закончил принимать душ.
— Фуф, ну и испытания. Никаких нервов не хватит!
Помимо меня в доме работали ещё две горничные Лили и Кейт. Лили была матерью-одиночкой, растившей пятилетнего ребёнка. Закончив дела, она сразу же бежала домой к своему малышу.
С хохотушкой Кейт мы не редко пересекались. В отличие от меня, она, так же, как и Лили, не жила в доме, а оставалась ночевать у жениха, по совместительству работающего у нас шофёром. От них я и узнала, что всё в семействе Уэйнов не так гладко. Родители, вечно занятые построением собственной финансовой империи, весьма редко обращали внимание не только друг на друга, но и на детей. Вследствие чего, Девлин рос угрюмым, нелюдимым ребёнком. Правда с возрастом, благодаря своей внешности и деньгам, он очень сильно изменился. Словно пытаясь кому-то, что-то доказать, он брал то, что ему постоянно предлагали, а затем использовав, выбрасывал без малейших сожалений. Он словно открыто заявлял всему миру, что не нуждается в нём.