Или:
А что касается единственного свидетеля трагедии, старого рыбака, якобы видевшего, как отец бросился спасать сына (тут молодые иронически кривили губы), то дело известное: старик старику… ворон ворону…
Такое несогласие, я бы даже сказала, противоборство поколений могло бы зайти очень далеко, если бы все не сходилось на одном: громоотводом служила общая для всех тема плавящегося воска. Будто сговорившись, поэты всех поколений вкладывали в этот образ все то лучшее, что было у них под рукой, что они сумели, как говорится, вырвать у своих муз. Более того: именно на этом плацдарме и кипело настоящее состязание — кто образнее, изобретательнее и ярче нарисует картину плавящегося под лучами солнца воска. Здесь поэты не стеснялись пускать в дело и вспомогательные средства: переходили на шепот, кричали, стонали, скрежетали зубами, грозили кулаком солнцу, махали руками, словно крыльями. Один из них, жаждавший усилить так называемый эмоциональный эффект, так размахался, что слетел со сцены в зрительный зал, однако и в полете продолжал декламировать:
— Можно вас перебить?
Все аж вздрогнули от неожиданности и, конечно, уставились в пустой уже амфитеатр, туда, где торчала фигура единственного, последнего, самого терпеливого слушателя. Он же, не дожидаясь разрешения, встал и направился к сцене, неся под мышкой свой загадочный сверток — последнее обстоятельство особенно радостно настроило воспарившего поэта: это же его пламенные строки растопили сердце слушателя (как солнце — воск!), и тот, не дожидаясь формального решения жюри, вознамерился сам увенчать победителя лаврами!
Между тем незнакомец, выйдя на сцену, опустил сверток к ногам и сказал:
— Уважаемые поэты, хочу довести до вашего сведения кое-какие научные данные, чтобы в другой раз вы несколько осторожнее обращались с фактами.
— Кто ты такой, что осмеливаешься прервать меня в самый кульминационный момент?! — звенящим от ярости голосом воскликнул поэт-летун, сообразив, как наивно он заблуждался.
— Я — ученый, помимо всего прочего — исследователь атмосферы, — представился незнакомец. — Собираю материал для своего трактата.
— Вот оно что… — толпившиеся на сцене саркастически переглянулись: оказывается, и последний, самый терпеливый, сидел тут не из любви к поэзии, а лишь из холодного, корыстного любопытства!