Как-то раз, в момент такого приступа ярости, Сизиф увидел подбегающего тренера.
— Мы побиты! — выкрикнул тот еще издали, ловя ртом воздух.
Сизиф оттерся о камень и почувствовал, как в лицо ударила кровь.
— Кто он? — спросил упавшим голосом.
— Какой-то парень с Анд. — Тренер протянул журнал.
С обложки на Сизифа вызывающе смотрел юноша с лавровым венком на шее и серебряным кубком в руке. «Суперфеномен!» — гласила подпись. «Первая мышца земли!» — кричала другая. Далее следовал поток панегириков; о Сизифе — лишь беглое упоминание: был-де такой…
«Живого хоронят!» — сжал кулаки Сизиф. Ну нет, так легко он не сдастся, не уступит какому-то зарвавшемуся молокососу, пусть эта гора провалится сквозь землю, если не вернет он себе былой славы! Не хватало еще, чтобы его вечный труд перечеркнул один из рядовых людишек! Не бывать тому!
Словно прочитав его мысли, тренер потер ладони:
— Значит, пойдем на штурм, братец?!
Сизиф глубоко вдохнул и взялся за камень, то есть за свой спортивный снаряд. Контролировал все движения, устранял малейшие ошибки. Отныне каждая нервная и мускульная клеточка его тела должна подчиняться единой цели! Тренер повесил ему на шею секундомер, и теперь Сизиф мог точно подсчитывать свои достижения; следил также за пульсом, давлением крови, научился, как говорят спортсмены, обретать второе дыхание, чтобы с еще большим рвением ворочать свой камень. Вместе с тренером разработали они методику тренировок; тренер успел разнюхать кое-какие секреты в лагере нового чемпиона, и Сизиф тут же испытал их, кое-что отбросил, кое-что заимствовал и свое кое-что добавил — только успевай поворачиваться! Перед сном находил силы для массажа, тряс поднятыми ногами, проделывал дыхательные упражнения, а засыпал и просыпался словно по часам — даже позабыл, как выглядят далекие звезды, перед которыми некогда изливал он свои мятежные и отчаянные жалобы.
Наконец наступил решающий день. В долину Сизифа съехались уже знакомые оркестранты, судьи, толпы болельщиков, полк корреспондентов. Взволнованный тренер шепчет на ухо своему подопечному последние наставления… Сизиф натирает порошком магнезии ладони… Делает глубокий вдох… Напрягает мускулы… Выстрел!
И снова серебряный кубок в его руках, листва лавра ласкает грудь, щекочет уши. И снова окрестности оглашаются криками: «Уникум!», «Фантастика!», «Великолепно!». А уж настоящий бальзам на душу — черное, как туча, лицо побежденного андского богатыря…
Однако теперь у Сизифа уже был горький опыт, он не позволил себе ни чрезмерно ликовать, ни почивать на лаврах. Он знал, что сотни камнетасков, как стая грифов, бросятся на штурм его рекорда, знал, что, если не хочешь быть побежденным, надо оставить позади тобою же покоренную высоту… И какое счастье, что абсолютной вершины нет, ибо то, что сегодня считается вершиной, завтра — лишь трамплин для нового взлета, и потому всегда-всегда…
Тут поток мыслей Сизифа был прерван звонким постукиванием палки о камень.
— Ну и замечтался же ты! — насмешливо произнес незнакомый юноша с козлиной бородкой и в широкополой шляпе.
Сизиф раздраженно нахмурился: кто смеет мешать тренировке Первой Мышцы Планеты? Не иначе, один из тех настырных писак-журналистов, которые проникали сквозь щели в скалах даже в долину Тартара.
— Я ведь уже говорил, — заученно затараторил Сизиф, — упорство, воля, ясная цель, любовь к горе и камню…
— Да ну?! — посетитель привстал на цыпочки от восхищения, и Сизиф лишь теперь заметил золотые крылышки на его сандалиях: да это же Гермес, вестник богов!
— Приветствую тебя, Сизиф, — поздоровался он.
— Здравствуй, — пробормотал Сизиф.
— Боги прислали меня сообщить, что твоя жалоба рассмотрена.
— Какая жалоба? — удивился Сизиф.
— Неужто забыл? — в свою очередь удивился Гермес. — Ты же умолял избавить тебя от камня и вернуть в Коринф.
— А… да, да… Было такое дело…
— Тогда слушай внимательно. Боги посовещались и решили помиловать тебя. Потаскал — и хватит. С этой минуты, — Гермес торжественно воздел руки к небу, — ты свободен!
Сизиф остолбенел.
— Свободен… — прошептал он наконец. — Свободен, — повторил погромче. — Свободен! — воскликнул, словно птица, расправляющая крылья для полета.
Заговорщицки подмигнув, Гермес уперся подошвой сандалии в камень и столкнул его вниз.
— Советую сматываться отсюда поскорее, пока боги не передумали, — дружески предупредил он Сизифа. — Знаешь ведь, что у Зевса семь пятниц на неделе; одна милка одно шепнет, другая — другое.