— И правильно, Алексей Осипович. Извините, что наплела фантазий.
— Вовсе нет, Екатерина Георгиевна. Просто страшная сказка, рассказанная весьма своевременно. Спасибо.
Двор стал тесен, "паккард" окружал десяток всадников — казаки конвоя. Катя поморщилась — и от цветочков на креслах не заслонят, и драпануть не дадут. Прот прав: придется полюбоваться на тот мебельный гарнитур. Небось, из мастерской мастера Гамбса, блин.
— Куда это ваша воспитанница рванулась? — встревожено спросил подполковник.
Витка юркнула между лошадьми и быстро пошла к стене дома. Успокаивающе махнула рукой, — сейчас. Нырнула за угол.
— Поручик, — встревожено рыкнул Макаров.
Виктор рысцой кинулся за девчонкой. За ним двинулись стрелки.
Черт ее знает, куда ее понесло. Катя чуть расслабила правое плечо. Тесновато здесь двигаться. Двор закрытый. К воротам попробуй пробейся.
— Катя, попрошу без глупостей, — едва слышно пробормотал подполковник.
Из-за угла вынырнула процессия. Поручик осторожно поддерживал девчонку под локоток. Витка сияла:
— Пуговицу мы потеряли. Нехорошо. Затеряется вовсе.
— Ты, Яковлевна, совсем идиотка? — прошипела Катя.
— Спокойно, прошу садится, — Макаров распахнул дверцу паккарда. Вита сунула пуговицу растерянному мальчику, и первой шмыгнула на широкое кожаное сидение. Невинно улыбнулась.
Ехали в молчании. "Паккард" тяжело покачивался на выбоинах, на подножках и крыльях висели солдаты с карабинами в руках, заслоняли важных пассажиров. Примостившийся рядом с Катей поручик цеплялся за дверцу, держал наган наготове. Витой шнур норовил шлепнуть девушку по лицу. Вокруг машины цокали копытами казачьи скакуны, бряцали шашки и стремена. Кроме лошадиных крупов и напряженных солдатских физиономий Катя ничего не видела.
— Лишние предосторожности не помешают, — небрежно заметил подполковник.
Прот поморщился. Нет, такое неверие в силу нарезного оружия пацана до добра не доведет. Ведь был у него случай убедиться, что девятиграммовые кусочки металла мигом могут судьбу в противоположную сторону развернуть. Кстати, что у милейшего Алексея Осиповича имеется? Штатный наган в кобуре держит — надо думать, под кителем что-то припас?
"Астория" еще больше напоминал осажденный форт. Из-за мешков с песком торчали головы бойцов. Оба броневика по углам здания уже успели обложить мешками с песком. Красное знамя над дверью поникло в безветренном воздухе. Перед стеклянными дверьми стоял полковник-дроздовец плечом к плечу с абсолютно неуместным здесь детиной в коже, с нашитой на рукав алой суконной звездой и красной розеткой краскома на груди.
"Паккард" к гостинице не свернул, проскочил чуть дальше, остановился у следующего дома — трехэтажного особняка, украшенного по фронтону пыльной изобильной лепниной. Вдоль цоколя тянулись все те же мешки с песком, на углу торчали рыла "максимов". Капитан, начальник охраны, придерживая шашку, отдал честь автомобилю.
Катя и остальные были поспешно препровождены в дом. В вестибюле, среди тусклых деревянных панелей, Макаров с облегчением сказал:
— Извините за спектакль. В городе бродят мародеры, имелись случаи беспричинных перестрелок. Не хватало еще под шальную пулю угодить. Располагайтесь, я прикажу чаю подать. Большевистское руководство, хм, излишней пунктуальностью не отличается. Аудиенции у товарища Троцкого, вероятно, подождать придется. Потом наш главнокомандующий прибудет. Вам, Прот, придется поскучать при переговорах. Надеюсь, заседание не затянется. Антон Иванович с трудом выносит личное присутствие товарища предсовнаркома.
— Они сюда приедут? — поинтересовалась Катя, озираясь. Наглухо заложенные окна производили гнетущее впечатление. К тому же вчерашнее нехорошее предчувствие вернулось с новой силой.
— Командующий подъедет. А товарищ Троцкий уже в зале. Он человек предусмотрительный. В его личной храбрости я ничуть не сомневаюсь, но по его требованию пришлось проломить стену гостиницы — Троцкий прямо из своих апартаментов на переговоры является.
— Этак он агорафобию заработает. Ну, мы не сильно огорчимся. Насчет чая действительно распорядитесь, Алексей Осипович, если можно, — Катя обняла за плечо мальчика, повела к столу, сдвинутому в угол вестибюля. — Ничего, смотри как тихо, спокойно, мебель самая обычная.
— Там светло было, — рассеянно сказал Прот. — Другая комната. Наверху, наверное. Вы, Екатерина Георгиевна, за меня не волнуйтесь. Я справлюсь.
Посидели молча. Даже Витка присмирела. Прот тоскливо разглядывал крошечные лучи света, пробивающиеся сквозь заложенные окна. Со второго этажа спустился какой-то полковник и с ним неуклюжий человечек в несуразном полувоенном костюме. Посмотрели на гостей, ни слова не говоря, ушли. Появился Макаров с графином, извинился — чая пока достать не удалось, но вода вполне свежая.
— Прот, вы не беспокойтесь. Дом еще раз проверен, караулы усиленны. Товарищи большевики тоже предупреждены. В грубых провокациях никто сейчас не заинтересован. Все меры приняты.
— Да я в этом ничего не понимаю, — Прот рассеянно вертел в пальцах пуговицу. — Да и не боюсь я уже. Устал. Вы, пожалуйста, тоже подальше от меня держитесь. Екатерина Георгиевна считает, что вы приличный человек. Жаль будет если…
— Перестаньте. Я наверху частенько бывал. Даю честное слово, нет там никакой бордовой, цветастой мебели.
Прот пожал плечами:
— Значит, я что-то другое видел.
— Будет вам про мебель болтать, — сказала Катя. — Прямо краснодеревщики какие-то. Вы, Алексей Осипович, лучше скажите, отчего здесь так безлюдно? Аура у дома нехорошая?
— Так ведь считается сие здание, так сказать, нейтральной зоной. По сути, здесь лишь высочайшие переговаривающиеся лица бывают, ну и личная охрана. Посторонних решено не пускать. Оттого, пардон, и некоторый свинарник. Вот, даже чаю не удалось найти.
— Бог с ним, с чаем. Угостите даму папиросой. Я, грешна, иногда балуюсь. Покурим у двери?
Подполковник с готовностью распахнул портсигар. Едва отошли, спросил встревоженным шепотом:
— Что? Сорвется мальчик?
— Думаю, выдержит. Хотя по-свински мы с ним обходимся, Алексей Осипович. Но я по другому поводу вас увела. У меня был один хороший товарищ. Несмотря на возраст — он не старше нашей Витули, — удивительно чуткий человек. У него перед всякой неприятностью живот крутило. Я к тому, как у вас, Алексей Осипович, с интуицией? Не скребет острым коготком?
— Бог с вами, Катя. Меня уже так давно скребет, что все коготки затупились. А вы, значит, занервничали? А с виду совершенно незаметно. Что-то конкретное? Или из-за видений нашего юного друга? Полагаю, даже его дару свойственно иногда ошибаться. Заверяю вас, бордовой мебели в этом доме действительно нет. Я сейчас у полковника Рихтера уточнял. Он практически ежедневно на переговорах присутствует, — Макаров ткнул папиросой вверх.
— Ну, хорошо. Вы мне уж и огня дайте, что ли?
Макаров чиркнул спичкой. Катя выпустила облачко дыма. Хороший табак. Только сейчас нервы не отпустит — пацан навел тревогу. Не хочется здесь оставаться, ой, не хочется.
— Алексей Осипович, у меня к вам нескромная просьба. Не поделитесь тем, что у вас в правом кармане галифе? У вас еще и наган есть — вполне надежный револьвер, вам хватит. Честное слово, я ни в главнокомандующего, ни в этого кошака революции, палить не собираюсь. А мне с железкой намного спокойнее будет.
Подполковник улыбнулся:
— Отдаю должное вашей наблюдательности, но вынужден просьбу отклонить. Если вы обратили внимание, вас охраняют отборные чины контрразведки. Снаружи все оцеплено. У большевичков под боком два десятка пулеметов. Вы и нам нужны, и им. Есть кому вас защищать. Кроме того, отстреливаться из окон из карманного браунинга смешно. Я, конечно, не подвергаю сомнению точность вашей руки и глаза, но…
— Понятно. Я, собственно, и не надеялась.