Андреев говорил, вперившись невидящим взором в темный угол комнаты. Закончив, он некоторое время сидел молча и неподвижно, потом резко встрепенулся, подхватил шляпу и вышел. Варшавский поглядел ему вослед и повернулся ко мне.
– Вы близко к сердцу его слова не воспринимайте, Владимир. Он на самом деле очень уж все в черном цвете изобразил. Аркадий Семенович с людьми быть мягким не умеет, у него главная задача в обратном. Он ведь полжизни с врагами народа борется, а это работа ох какая нелегкая… Я вам больше скажу: он сам хотел в Анголу плыть, но начальство не позволило. Вот он и нервничает ко всему прочему.
Я тупо кивал, ощупывая в кармане маленькие металлические прямоугольнички с усиками. Капитан, значит. С ума сойти.
После мы прошли в общий зал, где Андреев уже взгромоздился на маленькой выносной трибуне. Перед ним сидели несколько человек: Вершинин, какой-то человек в гражданском костюме с криво повязанным галстуком и несколько военных моряков. Я в их званиях не разбирался – у них петлиц не было, только нашивки на рукавах, желтые и белые полосы и звездочки. Мы с Варшавским присели рядом и стали слушать.
– В основном с операцией в рамках своих обязанностей присутствующие ознакомлены, – рубил свои фразы Андреев. При этом он не забывал озирать всех своим колючим взглядом. – Лодка почти закончила переоборудование на верфи имени Ленина. Товарищ Овчинников подтвердил, что все будет готово в срок.
Человек в костюме привстал, и что-то забормотал, кивая и озираясь. Мы с Вершининым на него посмотрели, а остальные даже не шелохнулись.
– Лодка – подводный минный заградитель тринадцатой серии. Минные устройства у нее убрали, чтобы увеличить запас топлива. Плыть придется очень далеко.
– У лодки предел дальности – двенадцать тысяч миль, – сказал, не вставая, один из моряков. – До Анголы по грубым прикидкам тоже двенадцать, а то и больше. Если туда и обратно, выйдет двадцать четыре. Тут всю лодку надо в одну большую топливную цистерну превращать!
– Это вопрос серьезный, но он решается, – ответил Андреев, вперив взор в недовольного капитана. – Пароход "Микоян", работавший в Персидском заливе, послан в Австралию, где примет на борт солярку в бочки и выйдет на рандеву с вами в условленной точке. Произведет заправку, затем вернется в Австралию, примет еще горючего и снова будет вас ждать для заправки на обратном пути.
– И как заправляться? В открытом море, что ли? – опять высказался тот же самый моряк.
– Да. По сведениям разведки, немецкие подводные лодки с сорокового года заправляются в море, с танкеров. Если фашистские пираты могут, советские моряки тем более должны суметь!
Моряки недовольно зашушукались, но Андреев, видимо, решил не обращать на них внимания.
– Лодка пойдет частично разоруженной. Будет принят уменьшенный боезапас для орудий, торпеды погружены только в кормовые и два носовых аппарата. Запасных торпед не будет, и четыре носовых аппарата будут использоваться как дополнительные хранилища для грузов. План, в общих чертах, заключается в том, чтобы при следовании из американской базы в Датч-Харборе сделать вид, будто лодка потоплена противником. Миссия секретная, и секретная для всех – в том числе от наших так называемых союзников. Были два варианта действий: отрываться в Тихом океане или в Карибском море. Однако, по сообщениям разведки, в Карибском море разыгралась нешуточная битва между немецкими подлодками и противолодочными силами союзников, поэтому командование решило, что там будет слишком опасно действовать лодке без согласования с американцами. Потопят или они, или немцы. На юге Тихого океана и Атлантики, наоборот, спокойно. Поэтому, путь получается более длинный, но безопасный…
– Подождите, – снова встрял все тот же моряк. – Это получается, что вы нас заранее на тот свет отправляете? Если нас потопят, то куда ж мы денемся, если вернемся? Или в это никто и не верит?
– Экий вы шебутной, Гусаров, – скривился Андреев. – Я могу понять, что вам это задание не нравится ни капельки. Но и вы поймите: это приказ, который надо выполнять, а не обсуждать. У меня создается впечатление, что вас надо бы заменить более ответственным товарищем. Который не станет на каждое мое слово кидаться!
– Товарищ Гусаров поднимает вполне резонные вопросы, – вступился за Гусарова другой моряк, у которого на рукаве полоски были потолще. Видно, его начальник. – У меня бы возникли те же сомнения.
– Не надо считать нас дураками, товарищ Киселев, – очень резко сказал Андреев. Он помолчал, играя желваками. – Задача перед вами стоит трудная, однако же выполнимая. И если лодка вернется, мы обязательно придумаем что-нибудь. Уж конечно, не станем ее топить, а вас всех расстреливать. Введем ее снова в строй под другим номером, например.
– А как же с "погибшими" людьми?
– Кто их объявит погибшими? Придержим пока сообщения о потоплении. А потом скажем, что вас японцы подобрали. У них враги проверить не смогут, даже если станут проверять.
Если Гусаров и не был удовлетворен таким ответом, виду он не подал и больше не говорил до того момента, как Андреев стал рассказывать об Анголе – куда прибыть, где высаживаться и что искать. Тут же выяснилось, что нет каких-то лоцманских карт, без которых приближаться к берегу, по словам Гусарова, было очень глупо. Кажется, Андреев заскрипел зубами, когда услышал новые недовольства. Он объяснил, что карты погибли с тем пароходом, который занимался тайным снабжением колонии, а другой такой же подробной нет. Придется пользоваться старой английской картой, в которой не указаны глубины и подводные препятствия.
После этого Андреев осветил еще некоторые аспекты задач, по которым, к счастью, не возникало особых вопросов. Боюсь, если бы Гусаров – похоже, командир той самой подлодки – стал возмущаться еще чем, суровый полковник вывел бы его прямо из зала и расстрелял за ближайшим углом.
Заседание маленького совета затянулось далеко за обед. Остаток дня прошел скомкано, я опять ушел в себя, размышляя об открывшихся передо мной грандиозных и сложных задачах. Вечером, за ужином и потом, на койке, вместо того, чтобы спокойно спать.
Как со всем этим, навалившимся разом, справиться человеку, который дома не покидал дольше, чем на неделю? Который ничего, по сути дела, не умеет, ничего не знает. Португальский язык, да, как же! Разве что поможет не сгинуть от непонимания с местными, как тому безвестному майору Денисову. Я представил себя, гуляющим об руку с чернокожей девушкой и даже фыркнул в подушку. Видел я этих негров на картинке. Страшные больно.
С такими мыслями и воспоминаниями я ерзал чуть ли не до утра.
Хотя до отправления и оставалось еще пять дней, дел, по словам Варшавского, предстояло переделать много. Правда, как потом выяснилось – дел по горло было у кого угодно, только не у меня. Моряков мы, конечно, больше не видели, они уехали обратно к себе на морскую базу. Вершинин вечно куда-то уходил: проверять оборудование, что-то выбивать, от чего-то отказываться, заказывал какие-то справочники, которые должны были доставить самолетом из Хабаровска.
Мне же выдали новый пистолет, немецкий "вальтер" с голым стволом и ребристой ручкой.
– Для "нагана" там патронов не найти, а этот люггерами стреляет, – пояснил Варшавский. – Там этого добра навалом. Мы даже с вами автоматы наши в специальном варианте отправляем, под такие же патроны.
– А как же "наган", товарищ Варшавский? Мне ж его сдавать надо будет в Томске? – я понял глупость своего вопроса только после того, как уже задал его. Как же, сдавать в Томске! Кто поручится, что ты жив будешь через месяц? Майор помедлил, но потом обратил все в шутку.