– Кстати, Соболев хорошо о вас отзывался, – перебил меня Стерлигов. – И в Алмазном бюро (организация, созданная при Государственном комитете по делам геологии для координации действий всех экспедиций, занимающихся поисками алмазов на территории СССР– авт.) вас рекомендовали… Сказали, что вы очень перспективный и толковый сотрудник, и что вы подойдете для решения стоящей перед нами задачи как нельзя лучше. Вы молоды, но при этом уже достаточно авторитетны в мире науки, имеете опыт продолжительных экспедиций…
– Последнее-то как раз неудивительно – я ведь все-таки геолог. Но, позвольте… Рекомендовали для чего? Для решения какой задачи?
Стерлигов откинулся на спинку стула.
– Вам предстоит отправиться в экспедицию. Вы согласны?
Экспедиция?! Сердце радостно екнуло. Наконец-то! Наконец-то настоящее дело – а не протирание штанов в хранилище. Может быть, и в самом деле будет от меня хоть какая-то польза…
– Конечно же, согласен! А что за маршрут? – жадно спросил я. – Какие сроки?
– Не все сразу, – сказал Стерлигов. – Прежде нужно выяснить еще кое-что…
И неожиданно отчеканил:
– Что вы можете сказать о Прохорове? Об Иннокентии Евгеньевиче Прохорове?
– Ну…, – я замялся.
– Что? Скажите, что он отличный специалист по алмазам, – вперился взглядом мне в глаза Стерлигов. – Что его имя знают ученые всего мира. Что он помогал вам в работе над кандидатской…
У меня по спине побежали мурашки. Прошло уже несколько лет с момента ареста Прохорова – но поверить в предъявленные ему обвинения я так и не смог. Чтобы Иннокентий Евгеньевич скрывал данные о месторождениях? Абсурд!
– Прохоров обвинен, и сейчас… отбывает наказание.
– Совершенно верно, – спокойно кивнул майор. – Официальная версия именно такова.
Я не сразу понял, что он сказал. А потом, когда смысл его слов дошел до моего рассудка, я едва не вскочил.
– Что значит – официальная версия? То есть он что, не… он не…
– Он не в лагере, вы хотите сказать? Именно так – не в лагере. Скажу вам больше: немного есть мест, отстоящих от лагеря дальше, чем то, где Иннокентий Евгеньевич сейчас выполняет важное задание партии и правительства. И вот еще что – мало кто из геологов может сказать, что принес Родине такую же пользу, как товарищ Прохоров.
– И… и где же он сейчас находится?
– В Экваториальной Африке, – сказал Стерлигов. – Если быть точным, то в Анголе.
Мерно постукивали висящие на стене часы. Стерлигов стоял возле окна, стекла которого крест-накрест пересекали широкие бумажные полосы, я по-прежнему сидел за столом. Передо мной остывал стакан жидкого чая, по цвету лишь немного отличающегося от пустого кипятка. Чай принес Круминьш – постучал, поставил на стол два стакана и удалился. Перед тем как выйти, он бросил на меня странный взгляд: я все никак не мог понять, чего в нем было больше, поддержки или сочувствия?
Стерлигов свой чай выпил почти сразу же, не дожидаясь, пока тот остынет, и поставил стакан в металлическом подстаканнике на тумбочку, рядом с черным телефонным аппаратом.
– Если вы помните, то в 1935 году товарищ Прохоров не был в столице. Потом вернулся, а в мае 37-го… ну, дальше начинается как раз официальная версия.
Хотя Стерлигов сейчас стоял лицом к окну, я готов был поклясться, что он улыбнулся.
Помнил ли я о странном отсутствии Прохорова? Ну еще бы! Шутка ли – пропадал где-то почти два года, вернулся сильно похудевший и едва ли не черный от загара, и никому не сказал ни слова о том, где он был все это время! Вскоре после своего возвращения произвел настоящий фурор докладом на ленинградском симпозиуме, а потом… Да, известие о его аресте для многих стало шоком. Но что значит это известие по сравнению с тем, что я сейчас слышу от майора!
– Уверен, вы понимаете, что эти сведения – секретные, – Стерлигов не спрашивал, он утверждал.
– Я даже понимаю, что вы рассказываете мне это совсем неспроста, – буркнул я.
– Верно, – Стерлигов отошел от окна и снова сел. – Думаю, пора перейти непосредственно к делу. Вы не возражаете, если я закурю?
Я покачал головой.
Стерлигов вынул из кармана коробку папирос, закурил, выпустив облачко синеватого дыма.
– Вам не предлагаю – вы ведь не курите, если я не ошибаюсь.
– Не ошибаетесь.
– Что ж… Вы геолог, Александр Михайлович, и представляете, насколько алмазы важны для нашей страны. Тяжелая промышленность, производство точных приборов и вооружения… Что еще важнее, вы представляете, насколько трудны поиски алмазов, и то, насколько мало алмазов мы добываем на наших месторождениях – на Койве, на Вижае люди ежедневно совершают подвиг, а результат… Мышкины слезки, а не добыча. И вы знаете, что продавать нам алмазы в нужных нам количествах империалисты не хотят, несмотря на то, что мы платим за них по грабительской цене. Нам нужны десятки, сотни тысяч карат! И не для бессмысленных, никчемных украшений – а для того, чтобы наращивать свою мощь, чтобы крепить оборону! Поэтому и возникла идея искать алмазы за пределами страны – в плохо освоенных, но перспективных районах…
– Но это же… авантюра! – вырвалось у меня. – Искать наугад, в чужой стране…
– Не совсем наугад. У нас были скудные, но многообещающие сведения о наличии крупных месторождений алмазов на восточном побережье Южной Америки и на западе Экваториальной Африки. К сожалению, на Американском континенте эти месторождения уже были застолблены, да и места там достаточно оживленные. А вот что касается Африки… В 1935 году Прохоров совершал экспедицию в Анголу – конечно же, экспедицию тайную. Его группа прошла сотни километров по горам и саваннам, несколько человек погибло. Но им улыбнулась удача – они нашли богатейшее месторождение. Его продуктивность невероятно, фантастически высока. И, что очень важно, несмотря на близость к побережью и небольшое расстояние до городов, район почти первобытный. Глушь просто небывалая, наверное, даже у нас в тайге такие уголки трудно отыскать. В этот район никто не суется – то ли из-за поверий местных, то ли еще по какой причине… Как бы то ни было, все это сыграло нам на руку. К концу 37-го там была развернута база, а уже в ноябре 38-го в Москву поступила первая тысяча карат.
Я потряс головой. Мне было известно, насколько трудоемка добыча алмазов, и поверить в то, что за пару лет на другом конце света удалось создать добывающее производство, было, мягко говоря, непросто.
– Фантастика… Но как же с энергией? С машинами? С рабочими? Как?
Стерлигов загасил окурок.
– Было трудно. Невероятно трудно. Все приходилось делать в глубокой тайне – доставлять машины, оборудование, людей… даже продовольствие и топливо целиком и полностью нужно было завозить. Хорошо, что поблизости есть река – удалось смонтировать небольшую электростанцию. Вся фабрика, конечно же, электрифицирована, ведь если бы туда приходилось водить нефтеналивные суда, нас бы как пить дать выследили. В общем, к концу 1940 года на фабрике работало более 100 человек, и она давала около пятидесяти тысяч карат в месяц.
Цифра была просто невероятной.
– Сколько?
– Впечатляет, правда? Я же говорил, что месторождение необычайно продуктивное. Но, как вы понимаете, с началом войны ситуация изменилась – поддерживать нормальную работоспособность фабрики стало просто невозможно, как мы ни старались, и прошлой осенью командование приказало эвакуировать персонал.
– А в чем заключается… моя задача?
– Задача… Не скрою, она будет непростой. Очень непростой.
Стерлигов сделал паузу.
– Сейчас на фабрике находится чуть больше десятка человек – часть инженерного персонала и бойцы охранения. Вам предстоит оценить остаточные возможности прииска и обеспечить консервацию фабрики. Конечно, – предупредил Стерлигов мой вопрос, – товарищ Прохоров справился бы с этими задачами лучше, вот только он сейчас находится при смерти. Если вообще еще жив…
Он поиграл желваками.
– Проклятая лихорадка, проклятый климат… Да и сам Прохоров на месте не сидит – всегда впереди… Вот и не уберегли. Так что, по сути, вы направляетесь туда для того, чтобы принять руководство работами по консервации фабрики. Ну а то, какие у прииска перспективы, определите на месте.