Поляну с ловушками мы обошли по лесу. Может быть, они нам и пригодятся, хотя я, честно говоря, не мог представить, каким образом.
На опушке пока было тихо. Герберт через "летающий глаз" передал, что португальцы вскоре выйдут из-за горы на дальнем конце длинного и пустого речного берега. Точно там, откуда пришли мы сегодняшним утром. Путь у них был один: вдоль реки в лес, и дальше прямиком к пещере. На том берегу, за речкой, недовольно бурлящей среди камней и каменных уступов, гора вставала почти отвесно; с нашей стороны местность постепенно повышалась и тоже превращалась в крутой склон – правда, усеянный кривыми деревцами и расселинами. Радченко быстро прикинул, что к чему, после чего велел Валяшко брать пулемет и Анте в качестве помощника. На правом, крутом берегу реки, был небольшой карман, густо заросший джунглями, а над ним возвышался удобный уступ. Расстояние до опушки – метров четыреста, как раз для пулемета. Вместе с пулеметчиками отправился сам по себе "летающий глаз".
Я немедленно поглядел в другую сторону. Там среди деревьев тоже торчало несколько огромных камней, с которых удобно было бы вести огонь. Жаль, нет другого пулемета. Зато, наверное, удобно наблюдать? У нас был только один бинокль, но если отойти в глубь леса даже ненамного, уже не увидишь, что твориться в начале прибрежной долины. Дело в том, что она слегка загибалась влево вслед за речкой, да к тому же посредине была заметная седловина, закрывающая обзор. Если португальцы остановятся в самом начале подъема, мы не будем ничего видеть.
Я немедленно обсудил это со старшиной. Тот согласился, что надо пойти и занять пост на одном из камней на левом фланге.
– Это вам надо туда отправиться, товарищ капитан, – твердо сказал Радченко.
– Как же, – пробормотал я. – Командир должен быть в первом ряду сражающихся!
– Не, – покачал головой старшина. – Командир должен поле боя обозревать. Сверху-то вам все видать станет! Куда чего двинуть, где чего бояться. Через ежиков этих сразу приказ передадите, ежели чего.
– Это тогда тебе надо идти, Семеныч. Ты же у нас и есть командир! Самый опытный…
– Бросьте, товарищ капитан! Какой я командир! Какие у вас петлицы, и какие у меня? К тому же, в бою я уж лет сто не участвовал, как басмачей победили… Ни в финскую не был, ни на Халхин-Голе не пришлось. А уж в джунглях мы с вами одинаково. Ступайте.
Возражать не имело смысла. Вероятно, Радченко был прав: все равно, толку от меня в передней линии немного. Из автомата я первый раз в жизни стрелял тут, в Африке, в рукопашной вообще ни разу не был. Вот наблюдать – это да, это я могу. Наверное.
Кроме прочего, Радченко настоял, чтобы со мной пошел еще и Ваня Быстров.
– Двух зайцев убьем! – настаивал старшина. – И местность будете осматривать, и если чего, как засадный полк сработаете! Пулемет с того фланга, вы с этого!
Спорить было бесполезно. Через минуту я отыгрался на Вершинине, сделав с ним то же самое, что со мной провернул старшина. Сашка рвался в бой, в первую линию обороны. Я не пустил. Сначала хотел шепнуть ему на ухо про Зою, о которой он должен подумать, но потом решил без этого обойтись.
– Вперед пойдут старшина, Новиков, Грищенко, Кондратьев и Олейник. В резерве – Яровец, Раковский и Вершинин с Даниловым.
– Почему Олейник? – взвился Сашка. – Я должен идти. Я!
– А у тебя какой боевой опыт, чтобы в первые ряды становиться? – едко спросил я.
– Ну… – стушевался Сашка. – Я нормы ГТО сдавал, в том числе и по стрельбе. Постой, а у Олейника какой опыт?
Вечно молчаливый повар, которого обычно и заметить было трудно, стоял рядом и на этот раз вступил в разговор.
– Я в германскую воевал. Потом с Деникиным, после с Врангелем, с белополяками. Как в шестнадцатом начал, так только в двадцать третьем домой вернулся. Семь лет без малого.
Тут Сашке возразить было нечего. Пускай Олейник и воевал в последний раз почти двадцать лет назад, это было неважно. Глядя, как ловко повар обращается с карабином (автомат брать он наотрез отказался, и от гранат тоже), Вершинин сник и принял свою долю.
В последний раз сверив часы (я себе взял вершининские) и планы, мы разошлись. Время было начало шестого вечера.
Если вы когда-нибудь карабкались на гору, то знаете, как это тяжело. Сомневаюсь правда, что при этом на вас был нагружен тяжеленный автомат, гранаты, запасные патроны. Я уже пожалел, что набрал, как и все, диски, а не более легкие рожки. Ваня Быстров лез первым и получалось у него гораздо ловчее. Несколько раз он просто затягивал меня на очередной уступ.
Наконец, мы добрались до плоской вершины гигантского скального зуба, который еще внизу назначили своей целью. Тут росли низенькие кусты, а на краю лежал камень со скошенной верхушкой. Быстров немедленно плюхнулся на него животом и вытянул шею.
– Ничего вид, симпатично. А вон и наши гости! – он повернул ко мне лицо, красное, покрытое потом. Я выглядел, скорее всего, также, если не хуже. Я жестом приказал Ване отодвинуться, а сам, поднимая бинокль, тяжело опустился на его место. Глаза заливало – пришлось вытирать их краем рукава, прежде чем смотреть.
– Ну как? – нетерпеливо спросил Быстров. – Чего там?
– Куча народу. Встали с той стороны долины, впереди начальники, видно. Руками машут, только этот, беловолосый, спокойно стоит. Ручки на груди сложил, как Муссолини.
– И как, на что похоже? Собираются они в атаку? Может, до утра будут ждать, а мы пока улизнем?
– Эх, Ваня, твои бы речи – да богу в уши… Нет, вон уже отряд выступает. Видимо, разведчики, человек десять. Остальные позади них в цепь выстраиваются. Похоже, даже чаю не попьют.
Это было плохо. Возможно, португальцы были бы и рады передохнуть после долгого марша, но немец не давал им медлить. Кучка передовых бойцов бегом двинулась вперед, остальные, человек около сорока, медленно брели следом – винтовки уныло свисают вниз. Сзади всех, вместе с группой командиров двигались пулеметчики, целых три штуки. Пулеметы у них с виду были в точности как наши "максимы".
Расстояние в километр передовые преодолели минут за десять. У деревьев они залегли, пара человек углубились в лес. Что бы я сделал сейчас на месте Радченко? С одной стороны, размениваться на эту кучку – значит, заранее выдать себя. С другой стороны, если с ними не разобраться, они не дадут открыть массированный огонь по приближающимся к опушке основным силам. Я лихорадочно переводил бинокль с наступающей шеренги на деревья и обратно. Вдруг стукнул винтовочный выстрел – и вслед за ним длинная автоматная очередь. Бабах! – рванула граната. Португальские разведчики кинулись прочь от леса, только, конечно, не все. Из десятка осталось всего шестеро, причем один качался и отставал, а вскоре упал. Грохнул еще один выстрел – и убегавших осталось вовсе четверо.
Наступавшие шеренги замедлились, остановились и залегли. Разбитый авангард добрался до них, после чего среди командиров, остававшихся позади основных сил, опять разгорелся спор. Португальцы размахивали руками, как мельницы; немец тоже начал жестикулировать. Судя по энергичному движению руки, он настойчиво посылал свои войска в лобовую атаку.
Из леса грохнул еще один выстрел, но никакого эффекта это не произвело. Сверху мне было не понять, кого наши видят из-за деревьев, а кого нет. Скорее всего, группа командиров скрывалась от них за вершиной седловины. Стрелять же с нескольких сотен метром по залегшим солдатам – дело неблагодарное.
Вот вперед выдвинулись пулеметы. Для станковых сотни метров – не расстояние. Эффективная зона поражения, или как там это называется? Некоторое время португальцы возились, а потом два "максима" открыли огонь. Издалека их стрекот звучал совсем не страшно, как игрушечная трещотка. Между горами металось эхо.
От деревьев на опушке полетели щепки, сбитые листья закружились тут и там. Однако я надеялся, что пули не смогут добраться ни до кого из наших. Они ведь не дураки – наверняка спрятались за укрытиями! Потом я понял, что в этом и был смысл. Пулеметы стреляли длинными очередями, поливая опушку свинцом, а солдаты в это время перебежками и по-пластунски приближались к деревьям. Командиры теперь тоже залегли и выбрались на вершину седловины, наблюдая за боем. Сзади к ним приблизилась кучка новых людей, которых я раньше либо не видел, либо не обращал внимания. От остальных они отличались одеждой: на них была не солдатская униформа, как на португальцах, и не камуфляжный костюм, как на немце. Издалека было не понять точно, что это за форма (или не форма?) – желтые штаны и черные куртки, широкополые шляпы. В руках вновь прибывшие держали здоровенные ружья – я даже с такого расстояния видел, что это не обычные винтовки. Слишком длинные стволы, массивные приклады. Что ж это у них? Слонобойки? Так тут слоны вроде не водятся…