– Саша, Саша! – зашептал я, хрипя пересохшим горлом. Черт возьми, даже воды взять не догадался… "Летающий глаз" воспарил над кустом, у которого он таился все это время. Вот из него донесся встревоженный голос Вершинина:
– Володя, что случилось?
– Наблюдательный пункт под обстрелом. Быстров убит. Я спускаюсь обратно, к вам.
– Хорошо… Будь осторожен!
Излишнее напоминание. Я подумал, что должен поглядеть в бинокль, чтобы увидеть нечто, встревожившее Быстрова… но не мог заставить себя сделать это. Там враг смотрит на мой камень в прицел и ждет удобного момента. Стоит выглянуть – и тут же пуля в лоб. Нет, не могу!
Я в отчаянии вздохнул, прополз в дальний конец площадки и приступил к спуску. К счастью, скала закрывала его от долины.
Тем не менее, спускаться оказалось труднее, чем подниматься. Пару раз я соскальзывал и едва не падал, ободрал до крови руки и наставил себе синяков на бедрах и спине. Наконец, достигнув земли, я упал на нее и почти зарылся в прелые листья лицом. Воняло там какой-то гнилью, но я этого почти не замечал. Пот струился по лицу, все тело тоже было мокрое и зудело. Я зачем-то подумал, что помыться мне нескоро удастся… Как же, только об этом и осталось размышлять. Далеко слева раздались редкие выстрелы, напомнившие, где я нахожусь. Не время разлеживаться!
– Саша! Александр! – зашептал я, но на такой тихий голос "летающий глаз" не среагировал. Мне пришлось говорить громче. Некоторое время ответа не было. Затем Вершинин ответил, как будто издалека.
– Как ты там, Володя?
– Нормально. Сполз с горы. Где вы? Я, честно говоря, могу и заблудиться. На выстрелы идти страшно – вдруг к португальцам как раз выйду?
– Я вас проведу, – вдруг вступил в разговор Герберт. Странно было слышать его голос – спокойный, приятный, уверенный. Во мне почему-то проснулась злоба. Вот он сидит там, в тепле и уюте, перебирает железки, а людей здесь убивают! Меня постоянно грызла мысль, что он мог бы помочь нам гораздо сильнее – однако, не захотел.
– Идите вслед за "летающим глазом", – продолжил тем временем Герберт. – Он приведет вас к вашим товарищам.
Новоявленный проводник поднялся вверх, заложил петлю и поплыл между деревьями. В полете он издавал легкий свист – видимо, это его антенны рассекали воздух. Мне пришлось попотеть, чтобы за ним успеть. Джунгли плохо подходят для прогулок. Все вокруг заросло подлеском, или как это здесь называется. Травища густая, тут и там лианы висят, коряги лежат, да еще и камни попадаются. Я с тоской вспоминал чистые и светлые сосновые боры под Томском. Там конечно тоже в иных местах буреломы попадаются или заросли папоротника, но в основном – будто рощи, гуляй себе спокойно. Комары вот только, что там, что здесь, злые и многочисленные.
Вот так, размышляя о лесах и комарах, оступаясь и задыхаясь, я добрел до маленькой полянки между двумя средних размеров камнями. Прижавшись спинами к их бокам, сидели Раковский и Радченко. Вершинин и Олейник расположились рядом, в траве, а Грищенко стоял с краю, прижавшись плечом к дереву, и курил. У меня екнуло сердце: неужели это все?
Сашка будто бы угадал мои мысли и быстро сказал, вскакивая:
– Данилов, Новиков и Яровец у нас в качестве часовых, чтобы португальцы под шумок не подобрались.
Мне пришлось сначала отдышаться, а потом уж вступать в разговор.
– Какие планы, товарищи? Может быть, стоит на опушку вернуться? После того, как Валяшко их пулеметом причесал, они отступили! – выпалил я первым делом.
– Вся опушка под обстрелом – там уж даже листьев на деревьях не осталось. Ихние пулеметы, сволочи, тоже не дремлют, – хрипло возразил старшина. На левом боку у него расползалось кровавое пятно.
– Как вы, Степан Семеныч? – участливо спросил я. Радченко отмахнулся правой рукой.
– Смешное дело, товарищ капитан. Подмышку пуля угодила.
– Как так?
– Да вот так. Руку поцарапала, да со спины кусок мяса вырвала. Пустяшно, хоть и крови много ушло.
– Значит, вам в тыл надо, к Попову, чтобы как следует перевязал… ну, это как минимум.
– Не можно это, товарищ капитан. Я ведь еще даже с автомата могу стрелять, и гранату кинуть. Не пойду, и так нас мало осталось.
По голосу было понятно, что спорить со старшиной бесполезно. Да и то, не заставишь же его тащить в тыл? Не хочет – не надо.
– Наверное, вы правы, – пробормотал я, возвращаясь к плану действий. – На опушку не стоит выходить – у них ведь снайперы есть. Они Ваню убили.
– А как же Валяшко? – встревожено спросил Вершинин. – Он ведь тогда тоже под угрозой!
– Вы давно с ним говорили?
– Давненько. И он не связывался.
Я похолодел: неужели и пулеметчики пали жертвой снайперов? Однако ничего сделать мы не успели. Вдалеке грохнул взрыв, через мгновение – другой, потом третий.
– Что это? Атака? – встрепенулся Раковский, судорожно сжимая автомат.
– Тихо! – зашипел Грищенко, вытянув руку. Все застыли. – Свист слышите? И взрывы в стороне – как раз там, где Валяшко.
– Миномет, – сказал старшина. – Вот тебе бабушка, и Юрьев день! С артиллерией-то им проще будет.
– Чепуха! – крикнул Грищенко на фоне очередного взрыва. – То есть, пулемет они конечно снимут, но вот по лесу будут вслепую мины тратить, корректировать не получится!
Повернувшись к "летающему глазу", Вершинин начал орать:
– Валяшко, Анте! Немедленно покиньте позицию!! Уходите, ребята!
Вместо ответа "глаз" издал какой-то нечленораздельный вопль, потом оттуда донесся громкий взрыв – и настала тишина.
– Ну вот, трындец ребятам, точно, – пробормотал Грищенко. Остальные повесили головы.
– Надо рассредоточиться, – сказал наконец, после долгого молчания, старшина. – Позицию какую-никакую выбрать. Вместе нельзя – одна мина шальная удачно упадет, и всем конец.
– Так вот что Быстров видел перед смертью! – потерянно сказал я. – Минометы!
– Один он у них поди, чтоб ему ствол разорвало! – уточнил Грищенко. – Два бы чаще били.
– Послушайте, а что если мы встанем там, где на поляне пузыри находятся? – сказал Вершинин.
– Зачем это? – удивился старшина.
– Надо же их как-то использовать! Нас мало, правильно? Долина от склона горы до реки метров на четыреста тянется. На человека примерно пятьдесят метров выходит – много. Португальцы запросто просочатся, окружат и перебьют нас. А если мы встанем с обоих краев поляны, и будем постреливать, они пойдут в центр – и окажутся в ловушке!
– Дельно! – согласился Радченко. – Только надо тогда кого-нибудь поставить в конце той полянки, для надежности. Павел Сергеич, возьмешься?
Олейник коротко кивнул и тут же стал подниматься, опираясь на карабин. Мне даже показалось, будто он ранен, но крови видно не было. Наверное, просто сильно устал человек.
– Я думаю, нам осталось всего ничего, – сказал я, прежде чем мы разошлись. – Полчаса, а потом можно будет отходить к пещере.
– Прошу вашего прощения, – вдруг прервал меня Герберт. – Мне ужасно неудобно вам это говорить… но ремонт затягивается. Как оказалось, я был слишком оптимистичен; кроме того, выяснилось, что… впрочем, не буду вдаваться в технические подробности. Нужно еще пара часов.
– Что? – закричал Сашка. – Да вы что, издеваетесь? Нас здесь в лес выдавили, минами забрасывают.
– Я же сказал, что прошу прощения, – мягко сказал Герберт. Однако за этой мягкостью крылось еще что-то, далеко не такое вежливое. – Вырваться отсюда я хочу не меньше вашего. Вы должны понимать: мой корабль и даже я сам не можем попасть в руки каких-либо официальных властей вашего мира. Если не сбежать – значит, самоуничтожится. Умереть, понимаете? Вместе с вами… и даже хуже. Вам-то можно сдаться.
– Русские не сдаются! – отрезал Сашка. – Вы хотите два часа – вы их получите. Вот только если в десять вечера соберетесь просить об еще одной отсрочке, может статься, что просить некого будет.