В четыре сорок на "Индефэтигэйбл" пришел одиночный "сифайр" с разбитой консолью правого крыла и тянущимися от пулеметных портов горизонтальными полосами копоти. Летчик был цел и эйфоричен. Расстреляв все до последнего патрона и опасаясь за целостность конструкции машины, он вышел из боя в самом его разгаре, решив, что ничем больше не может помочь товарищам. Имитировать атаки на безоружном самолете в бою такого накала было несомненной глупостью, с чем согласились почти все.
Еще через двадцать минут истребители и торпедоносцы начали возвращаться: поодиночке, а чаще небольшими группами по три-четыре машины. Короткая цепочка черных самолетов заполнила воздух над эскадрой движением, вызвав общий подъем настроения. Барражировавшие в небе "сифайры" воздушного патруля ходили над ними плотной "коробочкой", как наседка над цыплятами, собирая рассыпающиеся группы и подводя их к посадочным директориям. В течение пятнадцати минут сели все, и лихорадочно работающие матросы начали оттаскивать разнотипные самолеты к носовым подъемникам, стремясь освободить больше места для тех, кто прибудет следующими. Эфир затих, и горизонт тоже очистился, не проецируя более никаких теней. Все ждали, напряженно всматриваясь вперед, куда по-прежнему стремилась эскадра. Прошло еще пятнадцать минут. За это время на "Формидебл" сел лишь одиночный "корсар". Rebound landing, то, что "русски"* [Russki - русские; в более узком значении - русские солдаты (в период между мировыми воинами - сленг британской армии; сейчас - общеупотребляемое выражение).] называют "дать козла". Это был последний везунчик.
Вопреки классической традиции, старшие офицеры вернувшихся из вылета эскадрилий не были вызваны на мостик с докладом - наоборот, командир авиагруппы "Формидэбла" сам спустился вниз и в растерянности остановился перед небольшой компанией стоящих плечом к плечу офицеров. Среди серых от усталости лиц он заметил только одно из принадлежавших к аристократии авианосца: командиров истребительных эскадрилий и лидеров звеньев из самых опытных офицеров.
- Периман... - голос его прервался. - Где твои люди, где все?..
Ответ майора, с трудом, казалось, держащегося на ногах, был таким же лишенным интонаций, как и его лицо.
- Спрашивай. Отвечу, если что знаю, - летчик глядел в пространство, застыв лицом, как избитый боксер.
- Рэндалл?
- В рундуке Дэви Джонса*. [In Davy Jone's Locker - умер в море (сленг Королевского флота). Про умершего на берегу моряка сказали бы "went to Fiddler's Green" ("отправился на морские небеса") Аналогичное выражение в русском военном сленге первой половины XX века - "в ведомство {генерала} Духонина" или "в штаб Духонина", в американском - "к толстяку Сэму" (т. е. к гробовщику).]
- Что? А Пэйдж?
- Спекся* [В английском армейском сленге выражение "Used Up" ("выдохся, спекся") (имеет более кардинальный оттенок, чем в русском, и фактически означает "убит". Это, однако, нехарактерно для моряка. Употребление одним и тем же человеком и армейского, и морского сленга может быть объяснено общей системой подготовки в Британии летчиков для армейских и морских ВВС (RAF и FAA).], - голос майора приобрел меланхоличный оттенок, что на фоне прежней бесцветности было большим прогрессом.
- Лейтенанты? Дэррил Алленби?
- Лишился места в кают-компании*. [Lost the number of his mess - убит (сленг Королевского флота), армеец сказал бы "Out of Mess".] Я сам видел.
- Уотсон?
- Бролли-хоп*. [Brolly-hop - прыжок с парашютом (сленг Королевских ВВС).] Не повезло парню.
- Кромвелл, Пилкингтон, Фелпс, кто-нибудь?
- Все ушли на закат*. [Went West - "отправился на запад" (или "на закат") - убит; это выражение считается "поэтическим", хотя произошло из криминальной среды и имело смысл "повешен".] Видел, как Джилмор в конце пытался приводниться. Стал землевладельцем*. [Became a landowner - умер и похоронен.]
- Дьявол... Черт его... Бедные ребята. Кто-нибудь еще?
- Фитцпатрик. Видел, как он падал. Джерри кончили его в конце концов.
- Они не джерри, Аллан!!! - голос сорвался на крик. - Это не джерри! Это чертовы Иваны!!! Как это могло быть?!
- Я не знаю, как это могло быть. Поверь мне, мы сделали все возможное, - интонации выжившего снова стали ровными и спокойными. - Но от моей эскадрильи остались три человека. Три. И я, старый пес. И я не знаю, кто еще из моих ребят плавает в пробковом жилете, дожидаясь помощи, которая не придет. Ты видел нас в деле... Какой была эскадрилья, что мы могли... Нас разорвали на части.
Он с болью посмотрел в лицо командиру своей авиагруппы.
- Они просто оказались лучше, вот и все. Как на "Индефатигейбл", кто там уцелел? Я видел, несколько "сифайров" отходили с боем...
- Не знаю пока. Надо запросить их. Латунные шляпы* [Brass hats полупрезрительное наименование штабных офицеров и вообще генералитета.] пока даже нами не поинтересовались.
- Может, ждут, что еще кто-то сядет?
- Я тоже жду...
Они, не сговариваясь, посмотрели в сторону севера, куда продолжали идти оба корабля.
- А ведь это все... - вдруг произнес командир. - Русские прорвались, и второй волны не будет. И второго Ян-Майена тоже...
- Надо разворачиваться и уходить.
- Да, и послать пару эсминцев в тот район...
- Адмирал не позволит. Да и смысла особого уже нет.
- Верно...
Оба помолчали. Остальные летчики, издалека прислушивающиеся к разговору, никак не проявили свое отношение к происходящему. Да и вообще близкий разговор с командиром не был обычной нормой для британцев, особенно из самой Метрополии. В таком духе их воспитывали годами.
Советских людей тоже воспитывали, но война у них была несколько иная, чем у англичан, американцев или немцев. Больше всего советский стиль ведения войны напоминал японский. Жизнь человека не стоила почти ничего. Огорчение генералов по поводу гибели солдат было вполне искренним - но почти всегда из-за того, что теперь нужно перевозить, вооружать и обучать новых. Редкие исключения были любимы солдатами, но большинству было все равно.
К середине дня 25 ноября погода над Европой оставалась все такой же беспросветно мрачной, и авиация была прикована к земле. Самоходные орудия майора Китаева начали движение только в час дня, когда вернулась конная разведка дивизии. Гнедой конь гарцевал под веселым скуластым парнишкой лет девятнадцати, который поигрывал ножнами шашки, разглядывая остатки полка.