- Эсминцы справа!!!
Дикий крик офицера, стоящего с телефонной трубкой в руке, бросил всех к рубочным щелям. Старший артиллерист, буквально зарычав, оттащил за плечо какого-то не в меру шустрого кап-три из штабистов, пытавшегося протиснуться к свободному проему мимо него, и сам уткнулся в окуляры вспомогательного визира. Про то, что приближалось к ним с востока, нельзя было, конечно, сказать ничего определенного - это напоминало цепочку улиток темно-оливкового цвета, ползущих по почти такого же оттенка листу цветной бумаги. Что-то из них такое торчало, неразличимые ниточки мачт, пятнышки отбрасываемых надстройками теней, и ни одного огонька или блика, просто мрачные вытянутые пятна.
- Головным "графство", - голос флаг-офицера был сухим и напряженным, но звучал ровно, как и подобало при его должности ходячего справочника. За ним легкий, из новых, потом уже эсминцы. Строй уступа вправо, разомкнут...
- Точно они с эсминцами тяжелый крейсер погнали? - перебил его кто-то из моряков - вполне по-хамски, надо сказать.
- Взгляни сам, это Карл Цейсс, - кавторанг сунул перебившему его свой бинокль, вежливо придержав ремешок. - Трубы различаешь?
- Ну?
- Что ну? Вторая тень между трубами в полтора раза толще, и вообще у кого ты еще три трубы видел?
- Тоже верно.
Закусивший губу офицер вернул бинокль, протянув его через голову втиснувшегося между ними, дышащего, как загнанная лошадь, кап-лея с перекошенным лицом.
- Сколько эсминцев всего? - Иванов, сам пытающийся сдержать прерывающееся дыхание, спросил коротко и жестко, как ударил.
- Шесть, товарищ командир...
- Это сила, нечего сказать. Товарищ адмирал, - полуобернувшись к Левченко, он чуть растянул рот, заставляя себя произносить слова спокойнее. - Возможно, стоит напрямую натравить на них "Кронштадт", у нас и так забот хватит...
Видя, что Левченко не реагирует, шевеля тубами под тенью, откидываемой биноклем, Иванов добавил:
- Я поддержу его противоминным калибром и универсальным, для шума. Если он не задастся целью обязательно кого-нибудь утопить, то сможет устроить им пару горячих часов.
- А так и сделаем!
Адмирал неожиданно отбросил окуляры бинокля от глаз, поморгал, фокусируясь на происходящее внутри рубки, и, обернувшись к флаг-офицеру, сказал, с видимым удовольствием от своего знания:
- Эсминцев пять, а не шесть. Третьим еще один крейсер, малый.
Не теряя ни минуты, он вытянул указательный палец к офицеру связи, стоящему с уже открытым блокнотом в руке, продиктовав ему короткое приказание. Это заняло секунд двадцать, и, закончив, Левченко, снова готовый включиться в работу, вдруг с удивлением заметил появление какого-то нового фактора. Кормовой КДП главного калибра перестал выдавать данные, и все попытки прозвониться к нему были безуспешными. Иванов орал в телефон на командира БЧ-5, но тот ничего не знал про пост, занятый нарастающим креном, расчетами контрзатоплений и разрастающимися пожарами. Линкор горел, и низкое, хотя и сильное пламя пожара на правом борту делало его отличной целью для приближающихся английских крейсеров и эсминцев. Яростно выматерившись, командир корабля достаточно ровным, однако, голосом обратился к согнутому над визиром старшему артиллеристу:
- Егор Алексеевич, это, кажется, ваша епархия. Я посылаю вашего лейтенанта, будьте в курсе.
Спина Бородулина напряглась, но, кроме банального "угу", он ничем не показал, что слышал обращенные к нему слова. Иванов несколько секунд с ненавистью смотрел в спину не соблаговолившего обернуться к нему капитана второго ранга, и тот это явно чувствовал, хотя и водил из стороны в сторону своими трубками. Поднявшись наконец, он сам заорал на "своего" офицера: "Не слышал, что ли? Бегом!!!" Тот сорвался с места, протиснувшись ужом мимо штабистов, нырнул в приоткрытую старшиной рубочную щель и пропал. Все невольно проводили его взглядами, потом внимание приникших к щелям офицеров привлек стиснутый океаном хищный силуэт "Кронштадта", прошедшего контркурсом кабельтовых в тридцати по правому борту. Неподвижные башни линейного крейсера вызвали тревогу, но никаких следов пожаров видно не было, а яркий бурун выдавал высокую скорость. Москаленко, видимо, развернул корабль всем корпусом, как кабан, переведя новые цели на тот же левый борт.
В "Кронштадт" до сих пор не попало ни одного снаряда из нескольких сотен по нему выпущенных. Командир ежеминутно вводил крейсер в коордонаты на оба борта* [Последовательные повороты на один и тог же угол, ставящие целью изменение дистанции до противника], считая точность своей стрельбы менее важным фактором, чем одно-единственное результативное накрытие, которое было нужно англичанам для превращения громадного и быстроходного корабля в плавающее приемное отделение морга. Залпы англичан - по три, четыре, пять снарядов* [В течение всей карьеры линкоры типа "Кинг Джордж V" испытывали многочисленные проблемы с 14-дюймовыми орудиями главного калибра. В боях с "Бисмарком" и "Шарнхорстом" британские линкоры выпустили на треть меньше снарядов, чем было "заказано" числом залпов. В частности, "Принц оф Уэльс" из-за технических неполадок к концу артиллерийской дуэли с "Бисмарком" остался с двумя действующими орудиями главного калибра из десяти.] - ложились вокруг достаточно плотно, не давая ни на минуту расслабиться и служа постоянным напоминанием о возможности близкой смерти. Накачанная командиром верхушка артиллерийской БЧ получала массу удовольствия, лупя по концевому "Джорджу" вперемешку всеми калибрами с периодичностью в полторы-две минуты исключительно с целью продемонстрировать свою значимость. Попаданий, возможно, они не дали даже ни одного, но британский линкор непрерывно разносил свои курсы, шарахаясь из-под удачно ложащихся залпов и сбивая себе наводку на очередные пять минут. Несколько раз огонь по приказу Москаленко переносили на средний линкор в строю, не давая ему возможности расстреливать "Советский Союз" в тепличных условиях необстреливаемого корабля.
Появление на сцене крейсеров и эсминцев не стало для командного состава "Кронштадта" апокалиптическим откровением. Собственно, никто и не сомневался, что это произойдет. Более-менее неожиданным являлось только включение в строй выходящих в торпедную атаку кораблей тяжелого крейсера в качестве лидера. Шаг был оригинальный и, в принципе, удачный. Тяжелый крейсер волей-неволей заставлял обращать на себя внимание большей части имеющихся на борту стволов, ослабляя, соответственно, плотность огня по эсминцам. Короткая вспышка ругани, вперемешку с профессиональной терминологией, наполовину состоящая из вырывания друг у друга биноклей, ознаменовала мозговой штурм по опознанию головного британца. Тот, довернув, окончательно сформировал со своими мателотами правильный уступ, облегчив этот процесс и усложнив одновременно прицеливание. Отсутствие одной из кормовых башен свело выбор, согласно последнему "Своду разведданных по флоту Британии и колоний", к "Норфолку" либо "Девонширу" и вызвало небольшой ажиотаж по поводу наличия у противника на два ствола меньше возможного - немаловажная вещь, когда счет идет на дюймы калибра.
"Кронштадт" развернулся и, выдавая полные двадцать девять узлов, лег в сложную кривую, держа "тяжелого" в фокусе. Быстрая реакция линейного крейсера, если так можно назвать маневр, проводившийся больше десяти минут, позволила встать к югу от англичан, и теперь их теневой борт был виден отлично.
- Дистанция?
- Сто сорок до головного.
Старший штурман цепко держал в руке телефонную трубку, напрямую соединявшую его с носовым КДП, - дружеские отношения с офицерами-дальномерщиками позволяли ему не тратить лишнее время на получение информации о явно важнейшей цели.
Москаленко крутанул рукой, и старшина моментально протиснул командиру телефонную трубку на длинном черном шнуре.
- Миша, ведешь его?
Ответа слышно не было, но командир уже через секунду бросил: "Одобряю... Давай!" - и вернул трубку, крутанувшись на пятках.
"Кронштадт" дрогнул, как бы остановившись на мгновение, и вильнувшая под ногами палуба ясно дала понять, что "вторая гусарская забава", то есть мочилово в полную силу и против численно превосходящего противника, началась. Первая, как известно, производилась в другой обстановке и была на порядок менее захватывающей.