каракуль не разобрать. Случайно не на тему, которую ты мне рассказал за обедом? –
осторожно спросила она.
Роберт кивнул.
– Ты с ума сошел! Зачем тебе это? Тебе что, жить надоело?! Или больше всех нужно?
– Ты знаешь, я почувствовал, словно Сабуров это я. Мне трудно тебе это передать. В
общем, что будет, то и пускай. Давай сейчас. Пойдем в сад под нашу яблоню. Прихвати
коврик.
– Здесь немного, – начал он, упав на сухую траву и протянув руку Женечке… – на десять
минут. – Падай, я поймаю! – добавил он, подставляя руки.
Она расположилась на коврике, с наслаждением втянув свежий пахнущий травой
воздух. Он тоже вдохнул. Странно! Почему эта великолепная свежесть не ощущается в
обычной рабочей обстановке на ходу или за каким-нибудь делом во дворе? В чем
причина? В расслабленности души? Может быть…
Когда предположительное время чтения истекло, и Роберт прочитал последнюю фразу
главы, в прихожей, какая была общей в этом большом доме, прозвонил телефон. Теща,
копия Женечка, только шире и короче телом, торопливо переваливаясь с ноги на ногу,
прошла полпути по дорожке, остановилась и приложила «трубку» к уху:
– Какой-то мужчина вас, Роберт.
Голос в трубке показался очень знакомым, только что где-то прозвучавшим.
– Как доехали, Роберт?
100
– Спасибо. Но можно узнать…
– Кто звонит? – голос загадочно усмехнулся. – Ничего, сейчас вспомните: как ваша
новая вещь сидит на вашем лице, уважаемый автор нового романа?
– О! – воскликнул Роберт. – Леонид! Вас слышно с искажениями. Спасибо вам,
прекрасно сидят, – радостно сообщил, приятно вспомнив нового знакомого.
– Я хотел вам сказать, что лучше всего героя направить по пути фантазии. Например,
попал в другое измерение. Это безопаснее для вас, дорогой, – произнес он очень невнятно
и затих. И никаких гудков. Мертвая тишина.
Роберт в замешательстве еще некоторое время держал трубку у уха. Никак не мог
сообразить, откуда Леонид узнал о содержании сюжета? Потом пошел в сад. Георгий
Ефимович сидел на низеньком стульчике, опустив голову к ногам перед развалившимся
возле собачьей будки Гранитом. Его застывшая фигура не внушала радостный оптимизм
Роберту, каким обычно отличался зам главного конструктора филиала Тагильского
танкового завода сороковых годов, и вызывал невольное любопытство неожиданным
резким изменением настроения. Женечка собирала малину в тряпичных перчатках,
защищающих руки от колючек. Это занятие у нее, считал Роберт, было предметом
развлечения, и ни сколько не чувством необходимости внесения своего труда в хозяйство
семьи. Такая версия вызывала у него доброжелательную улыбку, и такое отношение ее к
своему занятию, если бы оно действительно имело место, им прощалось любимой
женщине, как несознательному ребенку.
– Что-то мне не нравится мой тесть, дорогая. Ты не знаешь, что бы это могло значить? –
спросил он, приблизившись сзади и кладя на ее узкие загорелые плечи свои ладони.
Она повернулась к нему, и Роберт тут же отметил скрытую грусть в ее глазах.
Поставила банку с малиной на траву, как ненужную вещь, пошла к коврику, где они
сидели, читая рукопись. Присев на корточки, и потупив взгляд, нервно сорвала стебель
травы.
– Роберт, нас отсюда выгоняют.
– Не понял. Кто откуда выгоняет?
– Мне жалко отца. Он сильно переживает. Для него сад – единственное что осталось, –
от волнения у нее покраснели виски, глаза не моргая, следили за руками, срывающими
траву.
– Неужели сносят? – изумленно догадался Роберт.
Она качнула головой.
– Так это же прекрасно! Особенно для твоих стариков. Им в их возрасте нужна
изолированная квартира со всеми удобствами. А ему, как человеку известному в нашей
стране, тем более давно должны были дать самую комфортабельную квартиру в лучшем
районе города Харькова! Сколько дают жилплощади?
– Трехкомнатную.
– На всех?! – с крайним удивлением воскликнул Роберт.
– На всех, – удрученно вымолвила она.
– Ничего не понимаю. Так ведь положено две квартиры.
– Говорят, если б был у нас с тобой ребенок, тогда отдельные.
Евгения подняла лицо в сторону отца, за деревьями слив, груш и яблонь, едва
просматривающего полинявшего на солнце розового фартука, вяло покивала головой.
Помолчали.
– Ты же понимаешь, как им теперь трудно справляться с хозяйством, – выдвинул в
поддержку своих аргументов Роберт.
– А ты понимаешь, как отцу невыносимо тяжело расстаться с любимым занятием?
Роберт не ответил. Слишком тяжелый был аргумент для решения не своих проблем. И
главное – она права. Ее правда была в том, что ей жалко было отца. Как ему теперь
расстаться не только с нестарыми фруктовыми деревьями, которых насчитывалось более
двадцати, с прививками, поражающими своим видовым разнообразием, какие он
101
постоянно проводил. Что теперь будет с псом Гранитом, его любимцем. Куда его девать? В
авто-будку на убой? Предать друга?..
Эта мысль внезапно показалась настолько жестокой, что Роберт ничем не смог утешить
Женечку и долго приходил в себя, прежде чем снова смог вернуться к сюжету.
Наконец, он взял рукопись, отыскал нужное место, осмотрелся удивленными глазами
Демина, отыскивая экран, на котором можно было бы демонстрировать фильм. Его не
оказалось. Между тем, интеллигентный мужчина, остановившийся возле Демина, глядя
вслед своему помощнику, продолжал:
– Уникальный экземпляр, профессор. Беременность на четвертом месяце. У нее задание
– выгладить белье, навести здесь порядок, и посмотреть сюжет, – он кивнул в сторону
окон.
– Какой сюжет? – в растерянности глупо спросил Демин, неожиданно получивший
титул профессора.
– Выборочные фрагменты.
– Какие фрагменты? – совершенно сбитый с толку, переспросил Демин.
– Расчленение живой проститутки. Изнасилование невесты на глазах у ее жениха.
– Зачем? – глупо невпопад осведомился Демин.
– Не знаю. Главный приказал. Скорей всего, по вашей программе. Кассету я уже отдал
оператору.
– А мне куда? – боясь напрямую спросить, где выход, с трудом вымолвил Демин.
– Идемте. Мне по пути, – сказал мужчина-интеллигент, – Сорин тут сам справится, –
кивнул в сторону помощника и направился к двери. Демин последовал за ним. Хотелось
спросить, где выход наружу. Но длинный коридор и больничная обстановка, вместо
лестничной площадки, по которой недавно он зашел в помещение, остановила его. По
коридору, неожиданно перед ним открывшимся, прохаживались двое больных в полосатых
пижамах и тапочках. Тогда он спросил:
– Извините, как вас зовут?
Мужчина, не глядя на Демина, отреагировал легкой улыбкой и сказал:
– Коллега, что с вами? Меня зовут, как вам известно, Вениамином Семеновичем. А вас
как? – уже откровенней улыбнувшись, по-прежнему не глядя на Демина, спросил в свою
очередь мужчина.
– Демин, к вашим услугам. Но я не тот, за кого вы меня принимаете.
– Вы думаете? – ничуть не удивившись и жестом пропуская вперед к лифту Демина,
заметил Вениамин Семенович. – За кого же?
– Я не профессор. То есть, еще не… Я стекольщик.
– Стекольщик, – монотонно повторил мужчина. – Значит, уже стекольщик?
– Что значит «уже»? – возмутился Демин, желая утвердить неожиданно приобретенную
специальность в ее непричастности к происходящему.
Вениамин Семенович неопределенно пожал плечами:
– Как вам угодно, профессор, – согласился он, первым выходя из лифта и жестом
приглашая следовать за ним.