- С вами хочет встретиться один человек.
Следом за ним позвонил начальник отдела Службы безопасности Президента РФ Валерий Андреевич Стрелецкий - известный многим по эпизоду с коробкой из-под ксерокса, в которой Лисовский и Евстафьев выносили из Белого дома огромную сумму денег - пятьсот с лишним тысяч долларов. Стрелецкий и задержал их. Позже он подробно описал эту историю в своей книге "Мракобесие". Звонок Стрелецкого был связан с необходимостью организовать ряд ознакомительных встреч с руководителями силовых ведомств, в том числе с Михаилом Ивановичем Барсуковым - тогдашним директором ФСБ, на старой моей службе, на Лубянке. Разговор был долгим, очень добрым, и после этой встречи Барсуков рассказал о ее результатах Александру Васильевичу Коржакову. Судя по всему, худых слов в мой адрес не произнес, раз последовало продолжение.
Вместе со Стрелецким мы поехали в Кремль. Поехали на его машине. В Кремле встретились с Коржаковым...
О Коржакове в ту пору много писали, он часто мелькал на экране TV - в общем, личность была известная. Держался он очень просто, в нем совершенно ничего не было от сановной заносчивости, которую приобретают люди, внезапно вознесшиеся на жизненный Олимп. Поговорили мы с ним достаточно откровенно причем при разговоре присутствовал помощник президента Михаила Александрович Краснов, которого я знал по Институту государства и права, и в конце беседы Коржаков сказал:
- Мы показывали вашу анкету президенту, тот выразил некое сомнение: научный, мол, сотрудник, в органах прокуратуры, мол, раньше никогда не работал...
- Александр Василевич, наш институт - не есть какое-то академическое заведение, занимающееся теоретическими выкладками, это отраслевой институт, тесно связанный с практикой. Мы постоянно ездим в командировки вместе с прокурорскими работниками, часто занимаемся тем, чем занимаются они. Это раз. Дальше, я член коллегии Генеральной прокуратуры и живу полноценной жизнью - той, что живет и ГП. Это два. Если дело только в этом, то не вижу повода для дискуссии...
При мне Коржаков и Краснов договорились, что направляют президенту совместную докладную записку.
Вскоре состоялась еще одна встреча - с Виктором Васильевичем Илюшиным, которого я знал по Свердловску. Он был когда-то первым секретарем обкома комсомола. Сейчас Илюшин находился на взлете и практически считался правой рукой президента, его первым помощником.
В наших взаимоотношениях имелся один интересный сюжет. Когда я осенью 1989 года пришел работать в ЦК КПСС, Илюшин уже работал там. И, естественно, находился в некой зоне забвения, потому что до ЦК он работал вместе с Ельциным в Московском горкоме партии, был первым помощником и там, и когда Ельцина убрали из горкома, то его помощника перевели в орготдел ЦК рядовым инструктором. И он сразу оказался среди чужих - из-за Ельцина, находящегося в опале, отношение к нему было самое прохладное.
Мне же все эти аппаратные игры были, честно говоря, непонятны, и я незамедлительно пришел к Илюшину как к своему земляку. Мне вообще было непонятно, как можно чураться человека. Мы начали общаться, часто обедали вместе, он кое-что подсказывал...
Встретившись на этот раз в Кремле с Илюшиным в его роскошном кабинете, мы вспомнили недавнее прошлое, объединяющее нас. Разговор получился хороший. Я понял, что одолел и этот барьер. В задачу Илюшина входила подготовка нашей встречи с президентом. Илюшин сказал мне:
- Имейте в виду, за последнее время через президента прошли тысячи людей. Готовьтесь отвечать очень четко, лаконично. Вам его не обмануть, даже если очень захотите, поэтому будьте искренним.
- А я всегда искренен, всегда открыт. Ни двойного дна, ни камня за пазухой у меня нет.
Илюшин дал несколько советов, как держаться на встрече, и мы расстались.
Наша встреча состоялась в начале октября 1995 года. Я тогда искренне верил в президента, верил в то, что все трудности - временные, ему удастся изменить нашу жизнь к лучшему. Я и в 1996 году голосовал за Ельцина, считал - против голосовать нельзя: все-таки мы находимся в одной команде. А закон команды - это закон команды: на чужаков не играть, в свои ворота мячей не забивать, удары чужаков не пропускать.
Принимал меня Борис Николаевич в Кремле, в своем рабочем кабинете. Что меня поразило? С Ельциным мне доводилось встречаться раньше, и не только в Москве, а в первую очередь - в Свердловске, - поэтому первое, что бросилось в глаза: это был очень нездоровый человек. Лицо расплывшееся, неживое. Было такое впечатление, что он в большом количестве употребляет медицинские препараты. Еще мне показалось, что он активно использует грим.
Беседа была непродолжительной. Один из вопросов, который он задал задал исподволь, не впрямую, - был связан с моей политической благонадежностью. Я сказал - и это было совершенно искренне, - что раньше мы о таком рынке, какой имеем сейчас, даже мечтать не могли, раньше мы вообще едва ли не большую часть жизни проводили в очередях. Поездка за границу раньше приравнивалась к Государственной премии, а сейчас пожалуйста, в любую страну...
Дальше Ельцин сделал словесный проброс в адрес Совета Федерации, который не захотел утвердить Ильюшенко, сказал, что на этот раз он надеется Совет Федерации уговорить.
- Но вы тоже готовьтесь, - предупредил он меня.
Встреча эта состоялась днем, а вечером о ней уже сообщили едва ли не все каналы телевидения и радио. Хотя прогнозы строили разные. Ведь после Ильюшенко обязанности Генпрокурора исполнял Олег Иванович Гайданов, которого в шутку называли "И.о. и.о.". Исполняющий обязанности исполняющего обязанности. Гайданов успел даже переехать в ильюшенковский кабинет и обосноваться там. Многие считали, что у Гайданова немало шансов получить кресло главного прокурора России - во всяком случае, не меньше, чем у меня. Ведь впереди еще было заседание Совета Федерации - органа, который Ельцин считал капризным. Но, как говорится, Бог не выдаст, свинья не съест.
На меня разом набросились журналисты - публика, которую еще вчера я не знал, телепередача "Герой дня" незамедлительно пригласила в прямой эфир.
Тут надо отдать должное Александру Григорьевичу Звягинцеву - он, несмотря на то что Гайданов продолжал сидеть в кресле Генерального прокурора и не одобрял общения своих подчиненных со мною, - пришел ко мне и сказал:
- Юрий Ильич, ходить на передачу "Герой дня" не советую.
- Почему?
- Когда вас утвердят в должности, тогда идите смело, а сейчас - нет.
Я прислушался к этому совету. Как потом показало время - совет был правильным.
Гайданов, к сожалению, начал интриговать против меня, - это я почувствовал очень скоро. Но я был не один, у меня были очень хорошие помощники и советчики - Александр Яковлевич Сухарев, Анатолий Иванович Алексеев - бывший начальник Академии МВД, перешедший работать в наш институт, другие сотрудники. Они во многом помогли мне.
Совет Федерации я прошел с первого раза. У многих это даже вызвало удивление: ведь Ильюшенко прокатывали столько раз... А тут с первого захода.
С другой стороны, российским губернаторам надоело в Генпрокурорах иметь вечного "и.о.".
Представлял меня Совету Федерации Виктор Степанович Черномырдин. У него есть одна отличная черта - доброжелательность. Речь моя была уже написана, апробирована, так что особо я не волновался. Готовился ко всякому, но чувствовал - пройду. Результаты голосования ошеломили всех, в том числе и меня. Ни одного голоса не было против, лишь один воздержавшийся.
На следующий день я получил в Совете Федерации выписку о назначении, Генпрокуратура располагалась от здания Совета лишь через дорогу - это каких-то двадцать метров, - и отправился в Генпрокуратуру.
...Зал в Генпрокуратуре был полон, люди стояли в проходах. Все ожидали от меня большой речи. Я помнил речь Ильюшенко, когда тот пришел в прокуратуру на смену Казаннику. Речь его была длинной и нудной. Мне не хотелось так говорить. Кроме того, Ильюшенко здорово опоздал на свое "коронование" - весь зал собрался тогда, вся прокуратура, а Ильюшенко все не было и не было...
Потом он приехал вместе с Филатовым. Речь Филатова была безликой, и, честно говоря, я плохо ее помню. Выступил Ильюшенко. Угрюмо насупившись, он заявил, что поздравлять его рано. Это вызвало некоторое оживление, ибо поздравлять его и так никто не собирался. Совсем даже наоборот большинство пребывало под впечатлением только что состоявшегося прощания с Казанником, которого зал проводил овацией. Сравнение было явно не в пользу Ильюшенко.