– Поесть на Руси всегда любили, – сказал я. – Ну что же, дрогнули и пошли?
И в самом деле, времени у меня почти не оставалось. Я подозвал обера. Изя запротестовал: он хотел заплатить сам, я не стал ему препятствовать: пусть совершенствуется в современном российском быте. Пока он отсчитывал деньги, я сказал так, чтобы он понял: его слова я принял всерьез.
– Ладно, положусь на твое обещание.
Он только кивнул.
Мы помолчали.
– Хорошо, – сказал я наконец. – Подъезжай к посольству – устрою так, что ты пройдешь. А к тому времени, может быть, сумею разузнать и относительно второй встречи. Так что не придется тебе прислушиваться к телефону в кармане.
– Спасибо.
– Теперь мне пора. А ты чем займешься?
Он пожал плечами.
– Побездельничаю, пошляюсь по Москве. Ну, еще, может быть, попытаюсь найти и других старых дружков. Вот как тебя нашел.
– И кого еще собираешься?
– Северин, как ты знаешь, в стеснении. Кого еще? Хотел Ольгу найти; Ольгу-то помнишь?
Я уже начал было подниматься, но при этих словах раздумал.
– Нашел?
Он кивнул:
– Только что от нее.
– Ну что она, на твой взгляд?
Липсис глянул на меня одним глазом, как птица.
– Приказано с тобой на эту тему не беседовать.
– Ты что, сказал ей, что собираешься ко мне?
Он привычно развел руками:
– Случайно выскочило. Да и потом… это же не совсекретная информация, надеюсь? Прости, но у меня такое впечатление, что она не очень-то хочет тебя видеть.
Такого поворота я не ожидал. И почувствовал, как наливаюсь адреналином по самую горловину.
– Вот еще новости! Отчего?..
– Не знаю, не знаю. Так показалось – вот и все.
– Слушай, – сказал я, – а дочку ее ты там видал? Ей сейчас – да, лет двадцать пять, пожалуй. С ней не разговаривал?
Он пожал плечами.
– А зачем? С дочкой у меня общих воспоминаний нет.
– Да, – сказал я после паузы. – В этом ты прав, конечно. А как старик? Все по-старому топорщится?
Изя негромко присвистнул:
– Эка! Старик – на Востряковском уже сколько времени. Номера не помню, но визуально могу найти. Если хочешь, конечно.
Я только помотал головой.
– И верно, – согласился он. – К чему? Архив его, как ты понимаешь, в гроб с ним не положили, теперь вот Ольга никак не придумает, что ей с этими бумагами делать.
Я пожал плечами. Разговаривать на эту тему мне не хотелось.
– Ладно, мне пора. Твои координаты ты мне дал, мои тебе известны. Так что не забывай.
– О’кей, – согласился он.
– Так здесь сейчас не модно, – предостерег я его. – Россия сейчас к Западу повернулась тем местом, что пониже спины.
– Что же говорят взамен?
– Иншалла, – ответил я весело.
Хотя мне было не до веселья. По чисто личным причинам, неожиданно выплывшим на первый план так некстати. Ольга, значит, со мною общаться не желает. Узнаю ее милый характер, взбрыки и курбеты. А ведь именно для того, чтобы она не ускользнула от встречи, я попросил москвичей нагрузить ее поручением, о котором уже упоминал; само по себе пустяковое, оно должно было показаться ей значительным и романтическим – целиком в ее стиле. Однако все ухищрения пропали зря. Канули в бескрайнюю пустоту. А я-то надеялся перехитрить судьбу.
Впрочем, сказано в Книге, суре четырнадцатой, называемой «Ибрахим»: «Господи наш! Ты знаешь, что мы скрываем и что обнаруживаем. Не скроется от Аллаха ничто на земле и в небесах».
Вот и я так думаю.
6
По пути в гостиницу я чувствовал, что свирепею все более и более. И причиной тому были, конечно же, Ольгины финты.
Шагая, я не нашел ничего более уместного, как предаться воспоминаниям из области личной истории, которая чаще всего совершенно не совпадает с историей страны, да и всего мира тоже.
В свое время – от двадцати с лишним до тридцати лет тому назад – вся наша компания прекрасно знала, что я к Ольге, как тогда говорили, весьма неровно дышал, и ни от кого не скрывал этого просто потому, что не в силах был бы утаить, даже будь у меня такое желание или надобность. Их не было – в тогдашнем счастливом возрасте ни у кого из нас не возникла еще необходимость что-то скрывать, умалчивать, вести свою игру. Я был влюблен и был настойчив – чтобы не сказать упрям, – и в конце концов получилось вроде бы по-моему, но только вроде бы. Потому что когда нас уже собирались поздравлять, Ольга и в самом деле вышла замуж, но только не за меня. Теперь-то я уверен, что поступила она совершенно правильно, уже тогда поняв меня гораздо глубже, чем был в состоянии я сам; она вышла за моего постоянного соперника Костю Мухина, и это было еще одной причиной моего отъезда на Запад, хотя, разумеется, не главной и не единственной, а именно еще одной. Через год (информация к эмигрантам поступает исчерпывающая и без задержек, так что я узнавал обо всех событиях почти одновременно с их совершением) они разошлись, но за это время Ольга успела родить дочку. Общественное мнение полагало, что отцом ребенка был законный Толик. Однако у меня имелись кое-какие основания полагать, что девочка была плотью от плоти моей. После их развода я ожидал хоть какого-то сигнала с ее стороны; она же, как я понял слишком поздно, ждала того же от меня: гордости у каждого из нас было куда больше, чем здравого смысла. Когда я наконец спохватился, поезд успел уйти далеко: я понял, что у меня, собственно, осталась только память, а других чувств больше не было. Наверное, и там происходило то же. Поэтому единственным, что я тогда сделал, было – сообщить Ольге о моем желании участвовать в судьбе ребенка. Я дважды передавал это через людей и не получал ответа. На третий раз узнал ее телефон (Ольга почему-то часто меняла жилье, и все по нисходящей, и из гордой родительской квартиры на Кутузовском в конечном итоге финишировала, по слухам, где-то совсем уже на окраине; я слишком поздно сообразил, что у нее просто не хватало денег на жизнь – прошли времена, когда жилье в России ничего не стоило даже по сравнению с тогдашними заработками. Окраина, однако, оказалась с телефоном), перед самым выездом в Москву, успев уже договориться со здешним людом, я собрался с духом и позвонил сам. Весьма холодным тоном мне было сказано, что к Наталье (так звали девочку) я никакого отношения не имею, так что просят не беспокоиться. Я не поверил, но доказать ничего не мог, к тому же у меня закрутились разные дела и совершенно не осталось свободного времени, чтобы заниматься уточнением своей биографии. Таким вот образом все и закончилось – как будто. А встреча на вокзале должна была состояться вроде бы уже не по моей инициативе. Я знал, что если ей предложат оказать услугу известной службе, в которой весь свой век пахал ее отец, то она вряд ли откажется: старик на нее крепенько нажал бы, он был патриотом своего дела. Оказалось, что он нажать уже не мог, но она согласилась: возможно, из уважения к его памяти. Но не пришла.