А еще через полгода он оказался во Вьетнаме. Только попав на войну, он понемногу начал переосмысливать свою жизнь. К тому времени он ещё был очень далек от гармонии с собой, и верил в три вещи: президента, армию, и свою новенькую М-16. Но война против его воли, стала накладывать свой отпечаток. В общей сложности Эйб провел во Вьетнаме два года, учитывая несколько отпусков по одному месяцу, которые он проводил дома у матери. К отцу за это время он ни разу не съездил.
Поворотный момент для него произошел в конце шестьдесят восьмого года. К тому времени Абрахам О'Келли уже был в звании сержанта первого класса, и командовал отделением специального назначения. В тот раз, это было в октябре, они с ребятами получили задание. Один из местных крестьян, за неплохое по местным меркам вознаграждение, рассказал, что неподалеку от его деревни находится схрон оружия партизан, и устроена сеть подземных тоннелей, через которую они перемещаются. Эйб и ещё семеро парней отправились на задание, их программа-минимум состояла в уничтожении схрона. Для элитного отряда задача была банальной, даже можно сказать простой. При помощи того крестьянина они за час добрались до места, там они действительно нашли довольно крупный схрон с оружием. Эйб приказал Уолтеру Мэйсону, их взрывотехнику, заминировать схрон, а также найденный неподалеку лаз, который вел в подземные коридоры. Соваться туда, имея всего лишь семь человек, Эйб справедливо счёл слишком рискованным.
Через пол часа работа была окончена. Эйб сам подпалил длинный бикфордов шнур, и они спешно ушли в сторону деревни. Через пару минут раздался сильный взрыв, за ним – ещё один. Сначала рванул схрон, затем подорвался вход в подземные лабиринты. Ребята аккуратно пробирались в сторону деревни. Там им предстояло переночевать, а утром должны были прилететь вертолёты и подобрать их. В отряде царило хорошее настроение. Ребята были довольны – в этот раз практически не рискуя собой, они сумели хорошенько подгадить «дядюшке Хо Ши Мину».
В деревне они расплатились с местным проводником, заняли две хижины расположенные по соседству на краю деревни, и легли отдыхать по очереди, оставив по два часовых около каждой из хижин.
Эйб успел задремать к тому времени, как из-за других хижин возникли бесшумные миниатюрные тени. В руках у них были массивные советские автоматы… Крестьянская деревенька оказалась западнёй. Эйб вскочил, когда раздалось два взрыва, а через секунду со всех сторон затрещали очереди из автоматов. Оценив обстановку, он приказал ребятам залечь, не поднимая головы. С ним в хижине были двое парней: тот самый подрывник Мейсон и Гарсиас, который был одним из часовых. Когда вьетнамцы взорвали гранаты, Гарсиас успел метнуться в сторону, но его зацепило – вся его одежда была в темных пятнах, а от правой руки ниже локтя осталась страшная культяпка. Он истошно кричал, невольно подсказывая нападавшим, в какой хижине засели спецназовцы. Эйбу пришлось зажать ему рот, пока Мейсон спешно распаковывал аптечку в поисках одноразового шприца с обезболивающим.
Стрельба продолжалась несколько минут. Затем стихла. Гарсиас тяжело дышал. Он был ещё в сознании и терпел боль, зажав зубами рулон бинта. Мейсону удалось наскоро перетянуть его руку в районе локтя жгутом, но насколько сильно он ранен в живот было невозможно определить в тёмной хижине. Гарсиас терпел, потому что понимал, что если он закричит, то подставит парней.
А Эйб в маленькую щель в стене хижины наблюдал за обстановкой снаружи. В нескольких метрах от жилища лежал, не шевелясь на боку кто-то из его парней. Скорее всего он был убит. Внутри у Эйба вскипала бессильная жестокая злоба. Ему хотелось бить, резать, стрелять в тех, кто устроил западню для его отряда. Но он понимал, что силы неравны. Их единственным шансом было скрытно покинуть деревню. Несколько минут всё было тихо, затем появились две безмолвные тени. Один из партизан был вооружен, у другого в руке был большой нож. Эйб, сжав в немой злости кулаки, смотрел, как одна из теней, совсем маленькая и щуплая, присела около тела его товарища и два раза ткнула тело ножом. «Берегут патроны» – решил про себя Эйб. Затем вьетнамцы направились в сторону хижины, в которой бесшумно залегли Эйб и двое его бойцов. Эйб успел жестами дать Мейсону команду. Позиция у Эйба была удачная, с боку от входа. Вьетнамцы не знали наверняка, остался ли кто-то живой внутри хижин. Когда первая тень проникла внутрь, Эйб не шелохнувшись продолжил лежать: первый вьетнамец предназначался для Мейсона. Тот был наготове в тёмном углу за кучей циновок. Вторая тень аккуратно проскользнула за первой. Они остановились посреди хижины, увидев на полу раненного Гарсиаса. Когда второй вьетнамец вытащил нож, чтобы проделать снова своё жуткое дело, Эйб и Мейсон одновременно метнулись с разных сторон на врагов. Фактор внезапности был на их стороне. Кроме того, «котики» имели блестящую подготовку в рукопашном бою. Эйб про себя лишь молился, чтобы первый вьетнамец, тот, что с автоматом, не успел выстрелить и привлечь остальных. Его цель успела метнуться в сторону, избежав смертельного ножевого удара. Эйб кинулся на вьетнамца, легко выбил нож у того из руки, про себя молясь, чтобы Мейсон так же бесшумно сумел ликвидировать свою цель. Через доли секунды Эйб уже «оседлал» партизана, его могучие руки сомкнулись на горле жертвы, не давая той произвести никакого звука. И в этот момент он понял, что его цель – девушка. Вот чем и объяснялась совсем уж по-мальчишески худая и угловатая фигура. Но ярость застилала глаза сержанта. Он только сильнее сжал горло партизанки. Перед глазами стояла картина, как эта девушка парой минут раньше присела, чтобы дорезать как свинью одного из его парней. Через две минуты всё было кончено. Тело партизанки обмякло, глаза закатились. Эйб разжал руки и тяжело опустился на землю. Мейсон прокрался к нему, вытирая нож от крови об рукав.