–Выбираемся, пока они не хватились двоих своих, – прошептал Эйб Мейсону.
–Гарсиас потерял сознание!
–Тем лучше для него. И для нас!
Они быстро выбрались из хижины, таща за собой обмякшее тело Гарсиаса, и через минуту уже скрылись в джунглях.
До утра было еще далеко. При неверном свете зажигалки Мейсон и Эйб осмотрели грудь и живот Гарсиаса. Его сильно «задело» – осколки попали в верхнюю часть живота, один торчал в ребре.
–Он умирает, – с горечью шепнул Мейсон.
–Не говори ерунды, ты не врач! – зло прошептал в ответ Эйб, – лучше давай поменяем ему жгут.
Через два часа Гарсиас снова пришел в сознание. Он стал звать на помощь и бредить, так что Эйбу опять пришлось закрывать ему рот ладонью. Мейсон вколол второй (и последний) из шприцов с обезболивающим в руку Гарсиаса. И через несколько минут тот опять провалился в обморок.
Мейсон и Эйб молча сидели, прислонившись к дереву. Гарсиаса Мейсон спиной прислонил к своим коленям. Было холодно. Оба молча курили, пряча в кулаке светящиеся угольки сигарет, у каждого были свои тяжелые мысли.
Эйб думал о том, что простое задание по уничтожению вьетнамского оружейного схрона обернулось для них потерей целого отряда. Ещё его терзали мысли о ребятах из второй хижины. Он не знал, что сталось с ними. Пойти туда, попытаться им помочь? Но что будет с раненным Гарсиасом, если они с Мейсоном не вернутся? Оставалось лишь питать надежду что кто-то также, как и они, смог ускользнуть. Но Эйб вынужден был признаться себе – шансы на это были мизерными. А самым давящим было воспоминание о полных ужаса и отчаяния глазах партизанки, которую ему пришлось задушить голыми руками. Нет, он совсем не сожалел об этом, война есть война. Но Эйб понимал, что эта картинка из памяти будет преследовать его долгие годы. Может быть – всегда.
Они дождались утра, когда наконец за ними прилетели три «вертушки». Слишком много. Для остатков их отряда не нужно было столько посадочных мест. Гарсиаса в тяжелом состоянии увезли в военный госпиталь. В течение двух следующих дней усиленный отряд спецназа прочесал деревню и все окрестности. Нашли трупы всех остальных ребят из группы Эйба. Как минимум троих из них добивали уже после того, как они были ранены.
Эйб и Мейсон получили продолжительные отпуска. Эйб хорошо запомнил тот день, когда они погрузились на военный борт, вылетающий на Окинаву. Оттуда через Японию им предстоял путь назад в Штаты. Несмотря на то, что до бойни в деревне они были хорошими приятелями, теперь между ними будто выросла какая-то незримая стена. Эйб считал себя виноватым в гибели отряда, и убедил себя в том, что Мейсон считает так же. Говорить о чём-то другом было невозможно, а разговор про ту страшную ночь попал под негласное табу. Так они почти молча провели два дня. По прилёту на военную базу в Калифорнии Мейсон и Эйб всего лишь сдержанно пожали друг другу руки. Эйб уже зашагал прочь, взвалив большой рюкзак с амуницией себе на плечи, когда Мейсон окликнул его:
– Эй старик!
Эйб обернулся и молча посмотрел на Уолтера.
–Старик, чтобы там ты не думал, ты не виноват! Ты отличный командир. Если бы не ты, наверное, из чертовой западни не выбрался бы никто.