Медвежий Коготь указал в ту сторону пальцем и сказал на языке оджибве:
–Это там, почти пришли.
Через десять минут они спустились к поляне. То, что увидел тогда Эйб на поляне, показалось ему загадочным, мистическим и величественным одновременно. По сравнению с этим ярмарки были просто маскарадом для заезжих бледнолицых чужаков. Вокруг большого костра сидели мужчины. Во главе на высоком пне восседал вождь народа. Все были одеты в национальные костюмы. На искусно выделанных шкурах красовались выжженные фигурки животных, рыб, птиц, изображения луков и копий. Казалось, время и цивилизация забыли про этих людей. Всё на этой поляне выглядело так, как и было в доколумбовские времена. На краю поляны стояло пять вигвамов. Один из них, который был в центре, отличался высотой и размерами, и в отличии от остальных, был покрыт белыми шкурами. Отсветы пламени костра создавали неверные, почти мистические пляшущие отсветы на шкурах большого вигвама и на лицах людей.
Вождь рукой указал на свободное место у огня, и Эйб с отцом опустились на расстеленную коровью шкуру. Все люди сидели молча. Эйб потерял счёт времени. Он лишь вглядывался в огонь, который неторопливо пожирал большие поленья, отбрасывая пляшущие отсветы.
Его созерцание прервал глухой гудящий удар в большой, украшенный перьями и зубами животных, бубен. Вождь, он же в одном лице и верховный шаман их народа, воздел руки вверх, потрясая над головой бубном.
А потом он запел. Несмотря на то, что Эйб уже неплохо знал язык, пение шамана он понимал через слово. Во-первых, он то растягивал одно слово, то скороговоркой проговаривал следующие два или три. Во-вторых, он использовал такие слова, которых Эйбу слышать не приходилось, устаревшие понятия, которые, по-видимому, использовались лишь во время обрядов.
Сначала люди сидели безмолвно, затем стали подпевать шаману, повторяя те слоги, которые он растягивал. Эйб с удивлением для себя обнаружил, что безошибочно чувствует ритм, в котором поёт шаман, будто какая-то сила внутри него подсказывает, в какой момент надо подпеть, а когда замолчать. В общих чертах Эйб понял, что Шаман обращался к великому Маниту, сообщая ему что пришло время ещё одному человеку из их народа перейти из юношества к взрослой жизни. Он просил Маниту отдать свою часть для этого человека. По верованиям оджибве, рождаясь, человек получал часть единого великого духа природы. Этот дух, в разных своих формах, находится во всём существующем, в том числе и в людях. Когда же молодой человек проходит обряд инициации, он получает дополнительную частицу Маниту, необходимую для того, чтобы стать мужчиной. Вождь просил великого духа подсказать, чем должен в жизни заниматься будущий член общины, дать его телу достаточно жизненных сил для продолжения рода и для того, чтобы просыпаться с рассветом и засыпать на закате в течении многих «солнц».
Продолжая своё пение, Шаман медленно поднялся. Это было условным знаком и для остальных. Отец и трое других мужчин (всех их Эйб хорошо знал и в обычной жизни) поднялись, помогая сделать то же самое и самому Эйбу. Под стук бубна и протяжное пение они, неспешно раскачиваясь, направились к большому белому вигваму. Шаман распахнул покрывало, которое служило входом и Эйба провели внутрь. Там, внутри ритуального вигвама горел небольшой костёр, дым от которого поднимался к конусообразному куполу и выходил через специальное отверстие. Кроме очага на полу было оборудовано ложе, усыпанное листьями и обложенное небольшими ветвями деревьев. Эйба раздели, оставив лишь набедренную повязку, и уложили на ложе. В этот момент пение и удары бубна внезапно прекратились. Шаман вытащил из кожаной сумы, которая болталась у него через плечо, пузырек, и смочив палец, помазал плечи, колени, локти и ступни Эйба. Затем он достал нечто, похожее на миниатюрное копье, наконечником которого служила заточенная кость. Опустившись над Эйбом, он нанес легкий укол сначала в правое плечо, потом в левое. Затем опустился к локтям, оттуда – к коленям и затем к ногам. Боль была совсем не сильной, по-видимому, благодаря составу снадобья, которым шаман смазал кожу Эйба. После нанесения «меток», шаман потер свежие ранки пальцем, и кровью начертил на лице Эйба какой-то знак.
После этого он встал над ложем и произнёс: «Спи Черный Гриф, завтра ты выйдешь отсюда Воином! Иди на восток, и вернись к своей семье!»