— Сочинил ты нам… тут, — хрипло уронил он.
Несмотря на весь тысяцкого военный вид, Дану было жаль его. Хоть и был Василий, выражаясь языком 21 века, по должности солдафоном, и смерть, скорее всего, повидал в разных ипостасях, но описанные Даном изощренные пытки его шокировали. Тысяцкий явно не понимал — зачем? Зачем мучить просто так невинных людей? Он, все же, был сыном республики, и бессмысленная восточная жестокость московского деспота претила ему, не воспринималась им. И этим тысяцкий нравился Дану. В нем чувствовался мужчина, настоящий мужчина, неспособный губить людей ради чьей-то садистской прихоти…
Василий повернулся к боярыне и посаднику Дмитрию и сухо произнес: — Он не лжет. Такое придумать невозможно!
Дан смотрел на Марфу Посадницу. Его речь в первую очередь была предназначена ей. Она была главной в этой троице. И она же, насколько Дан знал по истории, была главным врагом Москвы в противостоянии Москвы и Новгорода. Именно боярыня Борецкая, как было сказано в старом, допотопном учебнике истории уже несуществующего государства СССР, попавшемуся как-то Дану на глаза, мешала Москве и Ивану III «объединить русские земли», и именно она называлась главным сепаратистом в истории России. Хотя, Дан так и не понял, почему Марфа Посадница из Господина Великого Новгорода являлась сепаратисткой, а князья русских земель, объединившихся в Великое княжество Литовское, таковыми не являлись? Или историки в будущем о чем-то умолчали и земли будущей Белоруссии не были русскими? Или, все-таки, земли Северо-Восточной Руси не были русскими..? Тогда еще не были?
Боярыня, похоже, тоже не сомневалась, что Дан говорит правду и сидела ссутулившись, словно все беды Новгорода и новгородской земли, о которых напророчил Дан, уже навалились на ее плечи. И давили ее тяжким грузом. Наконец, опомнившись, она выпрямилась и крикнула: — Онфимий!
В горницу, с небольшой задержкой, снова вошел давешний прихрамывающий белесый бородач.
— Онфимий, — чуть хрипло произнесла Борецкая, — принеси нам кваса. Березового, — уточнила она, — на четверых… — Бородач метнул взгляд на Дана, развернулся и молча вышел. И только тогда Марфа Посадница посмотрела на Дана.
— Ты говорил слишком складно и слишком страшно. Ты хороший рассказчик… Особенно, если взглянуть на Дмитрия и Василия, — спустя секунду, добавила она.
Дан непроизвольно уставился глазами на посадника и тысяцкого. Тысяцкий сосредоточенно уставился в какую-то точку и, положив на стол свои длинные руки, ничего не слыша, периодически то сжимал, то разжимал огромные кулаки. Посадник же опустил голову и, как мать, поник плечами, словно держа на себе, также, как и она, весь груз будущих бед Новгорода.
В дверь горницы осторожно стукнули.
— Зайди! — крикнула боярыня, и в дверях опять возник белоглазый Онфимий. Онфимий держал в руках четыре наполненные большие, сделанные из глины, кружки. Кружки Онфимий поставил на стол.
— Пей! — сказала боярыня и подвинула одну кружку к Дану. Чуть-чуть кисловатый и немножко резкий запах шибанул Дану в нос. Дан давно уже хотел пить, и в два здоровенных глотка он осушил кружку-канопку. Все, кто находился в помещении, тоже приложились к кружкам.
— Выпил? — спросила боярыня. — А теперь иди. Онфимий тебя проводит. А мы тут подумаем над твоей сказкой…
Часть вторая
Глава 6
Дан, все-таки, поговорил с Домашем. Как ни удивительно, но «прожект» Дана, не то, чтобы проскочил на «ура», но был принят спокойно. Уговаривать гончара не пришлось. Возможно, потому что Домаш не был коренным новгородцем и жизнь его научила быть гибким. К тому же он ничего не терял — в худшем случае Домаш оставался при своих, а в случае удачи… Спокойно он согласился и дать долю Дану. Правда, тут торговался долго — несмотря на свое «мутное» прошлое, Домаш оказался мужем прижимистым и торговаться умел. В конце концов, они сошлись на четвертой части от дохода. Дан сумел лишь настоять, что данный процент действителен только на три месяца и в дальнейшем подлежит пересмотру. Единственно, что не удалось Дану — уговорить гончара сразу начать дело с размахом. Как объяснил Дану Домаш, не все так просто в гончарном деле и некоторые моменты в «бизнес-плане» Дана являются откровенно наивными. Вроде того, что слишком идеалистично Дан представляет себе жизнь в Новгороде. Поэтому для начала уговорились взять в обучение к Дану только двух учеников. Ученики должны были сразу после того, как начнут выполнять работу, и это особо требовал Дан, получать денежный процент от продажи расписанных ими изделий. Дану не нравилась распространенная в это время повсеместно — не только в Новгороде — практика, при которой даже давно всему научившийся подмастерье-ученик работал за одну лишь еду. И работал так до тех пор, пока не сдавал экзамен на мастера, который, естественно, хозяин старался всячески оттянуть. Дану нужны были, особенно в свете его решения стать прогрессором и изменить историю, не нищие маргиналы, а люди, материально заинтересованные в своей работе, то есть хорошо зарабатывающие, а значит и готовые защищать общество, дающее им возможность столько зарабатывать. Иначе говоря, люди, заинтересованные в существовании Господина Великого Новгорода. А нищеброды, даже если они и творцы, вряд ли способны защищать, вообще, чего бы то ни было. По глубокому нравственному убеждению Дана, хорошо работающий человек должен и хорошо получать.