Отмахавшись руками и восстановив нормальное дыхание, Дан обратил внимание на вросшую в землю — на краю поляны — огромную каменюку. Здоровенную, выше, чем по пояс ему и оплетенную снизу травой. В общем-то, заметил он каменюку сразу, однако лишь сейчас увидел на валуне какие-то черточки. Дан подошел ближе к камню и понял, что линий, прочерченных на камне очень много. И все они, явно, сделаны человеком. Большинство из них были плохо различимы, особенно издалека. Но стоило подойти чуток поближе… Линии складывались в рисунок человеческого лица, усатого, бородатого и длинноволосого. И, конечно, примитивно изображенного… Дану, почему-то, непреодолимо захотелось провести пальцем по высеченному на камне лику, по бороде его и усам. Он поднял уже руку, однако свистящий, на одной высокой ноте, шепот: — Не надо, боярин! — заставил Дана настороженно замереть. Дан обернулся. Ларион, бывший охотник-тверичанин, даже потемнел лицом пытаясь предупредить Дана, и, в тоже время, стараясь не нарушить запрет-табу на громкий голос в лесу.
— Не надо, боярин, — прошелестел-повторил Ларион. И пояснил, в ответ на взгляд Дана: — Лесные духи очень мстительны. Не стоит тревожить его.
Дан опустил поднятую руку. И опять взглянул на высеченное лицо. Забытый бог забытых племен, когда-то живших здесь… Он смотрел на Дана с камня. Тут было его капище… вероятно, было. Сюда, на эту укрытую от чужих взглядов поляну, приходили люди, приносили ему жертвы — шкуры животных, куски мяса, оружие убитых врагов или самих врагов… Шаманы или жрецы проводили возле камня колдовские обряды, просили у бога удачу — для охотников и для воинов в битве, развешивали амулеты или клали их перед изображением — чтобы бог даровал амулетам частичку своей силы… Сколько лет прошло с тех пор..? Куда подевались эти люди..?
Дан отвел взгляд от камня и посмотрел на своих «янычар»: широкого, именно широкого, очень сильного физически, Клевца; рослого, почти с Дана, альбиноса Каупо; жилистого, неторопливого, с цепким взглядом охотника, Лариона; мощного, плечистого, чуть-чуть ниже Каупо, волосато-огненно-рыжего Рудого; столь же рослого и мощного, придерживающего руку, Сашко; еще двух новгородцев — удивительно гибкого, ясноглазого, любимца девушек Олуча и носатого, даже повыше Дана, оглоблю Носа, а еще спокойного, уравновешенного ладожанина Хотева; быстрого на ногу, получудина-полуславянина Гюргея и тонкого, как Олуч, больше похожего на девушку Яниса. На вид все, за исключением бывшего охотника Лариона, ровесники Дана… Однако, на деле…
— Янис и Олуч в дозор! — произнес Дан, выбрав двух, наиболее ровно дышавших, как ему показалось, «бойцов». И добавил: — Остальным привал. Перекусить и справить свои дела!
Дан проследил, чтобы после команды «вольно», его «спецназовцы», моментально расползшиеся по полянке, устраиваясь на траве, подкладывали под себя толстые, простеганные, предназначенные для ношения под доспехами — для смягчения сабельных, копейных и прочих ударов, кафтаны. Он старался отучить «бойцов» ложиться просто на землю. Воины, выходящие из строя из-за того, что лежали на голой земле и застудили себе грудь или спину Дану были не нужны… Кстати, эти кафтаны сейчас, «на марше», пока тепло, носили, в основном, накрутив на пояс под маскировочными накидками — которые, вообще, редко снимали — и надевали их лишь перед самым боем… Да, а еще каждый человек в отряде, помимо упомянутых кафтана и пятнистой матерчатой маскировки, носил рюкзак, плотный, кожаный, с жесткой основой… Личной, так сказать, разработки Дана. Защищенный от воды и разделенный на 2 части, чтобы тяжесть более равномерно ложилась на спину. Естественно, с лямками на плечи и завязками на груди — так рюкзак не бултыхался туда-сюда по спине, а лежал ровно и не мешал двигаться. В рюкзаке обычно хранилась необходимая воину в походе, если он передвигается пешком и не рассчитывает на телегу в обозе, амуниция — панцирь составной, из нескольких цельных каленных железных пластин, по типу готических немецких и итальянских панцирей — ужасно дорогая штука; такой же шлем — помесь рыцарского салада с шляпой-шапелье; и металлические, тоже каленные наплечники и наручи. Вся броня была черненная, чтобы не выдавать блеском металла своих владельцев… Ну, и, кроме того, хранилась в рюкзаке-мешке разная жизненно необходимая воинская мелочь — тетива запасная для арбалета, запасные «рога» для него же, точило-оселок, толстая шапка-подшлемник, больше похожая на шлем танкиста из будущего, железная игла с нитками и дратвой, ложка деревянная, соль, огниво и так далее. А поверх мешка-рюкзака, на спину еще пристраивался круглый металлический щит, диаметром около полуметра, называемый в немецкой, французской и прочих землях «рондаш». И последнее — каждый «боец» Дана, помимо личного оружия, имел в своем распоряжении небольшой топорик, парочку кинжалов, два арбалета конструкции Дана и два колчана с болтами, которые — болты — берег и, после каждой удачной засады, старательно выковыривал из тел мертвых, а затем чистил. А также вытаскивал их, болты, застрявшие во вражеских доспехах, щитах и искал улетевшие невесть куда. Общий вес носимого на себе снаряжения у «диверсантов» Дана достигал 20–22 килограмм, не считая «сухпайка» и кожаной фляги с водой — Дану привычнее было мерять все в килограммах и километрах-метрах, а не в новгородских иже древнерусских золотниках, пудах и локтях с пядями… Короче, никто, ведь, и не утверждал, что война — это легкая прогулка. Для того и отбирал Дан в свой отряд людей выносливых, без лишних комплексов и способных на многое…