— Ого, — тут же, чуть не воскликнул Дан, но вовремя прикрыл рот. — Черт, мне чудится или… — Дан напряг зрение, Хотев был прав. На дорогу, к тем пяти десяткам, что насчитал Хотев, из леса по ту сторону дороги вышли еще, как минимум, десятка четыре вооруженных — в основном топорами и копьями, но были и лучники — людей.
— Ничего себе, орава! — только и пробормотал Дан. — Однако, теперь точно ясно — это не разбойники. Нужно лишь выяснить… — И добавил мысленно: — И не дай бог мне ошибиться.
Дан тронул ижору за плечо и когда тот обернулся, показал ему на искривленное временем и природой дерево около самой дороги. За ним, если присесть, можно было попытаться спрятаться двоим. Но попасть туда… Скинув рюкзак и, приподняв над головой, так, чтобы все увидели, руку с открытой ладонью, Дан слегка поводил ею, призывая всех оставаться на местах, а затем, также держа высоко руку, резко сжал ладонь в кулак, что означало — приготовить арбалеты. Опустив руку, Дан кивнул Хотеву. Хотев тоже скинул свой рюкзак и оба, накинув капюшоны пятнистых маскхалатов на голову, одновременно и плавно рванули из-за березы, один вправо, второй влево, стремясь к кривому дереву. Перемещаясь по дуге, то замирая на месте, то снова двигаясь, прячась — насколько это было возможно — в тени сохранившихся, ближних к дороге, довольно редких, деревьев, преодолев последние метры, вообще, ползком, Дан и Хотев подобрались к своей цели — кривой осине. Им повезло, никто из тех, кто был на дороге, не смотрел в сторону леса. Устроившись за стволом осины и восстановив дыхание, Дан осторожно выглянул из-за дерева. Прямо перед ним, метрах в десяти, стояли четверо. У троих в руках были небольшие простенькие топорики, а за спинами висели круглые, сколоченные из досок и даже не оббитые железом и без умбона в центре, щиты. У четвертого был длинный допотопный, в форме овального треугольника, крепкий новгородский пехотный щит, а в руке он держал копье. Вооруженная топориками тройка была совсем юна, не больше 16–18 лет, четвертый же выглядел постарше и имел редкую светлую бороду. Все четверо были обнажены по пояс — их тела частично прикрывали, наброшенные на плечи, звериные шкуры, и все четверо были в потертых кожаных штанах и обуви, закрепленной на ноге с помощью доходящих до колен полосок кожи. Двое из юных созданий были простоволосы, лишь ремешки на лбу перехватывали — у одного длинные светлые, у второго длинные темные — волосы, у третьего же сидел на голове непонятный малахай — с длинным назатыльником, а у того, что постарше, с редкой бородой, даже был своеобразный шлем — круглая шапка из чего-то простёганного или проваренного, укрепленная, крест-накрест, полосками железа. Четверка о чем-то негромко говорила. Дан прислушался… В прошлой жизни он не раз слышал эстонский язык и отличить его от славянского мог сразу. Да, и прочие языки Дан различал хорошо. Четверка, явно, говорила на каком-то, подобном эстонскому, финно-угорском языке. Но, но на этом познания Дана и кончались. Более правильно сориентироваться он не мог.
— Карелы из Алнуса, — тихо шепнул Хотев, не дожидаясь, пока Дан его спросит — что он видит, и, прервав размышления Дана на лингвистическую тему, не дав Дану помучаться и угадать самостоятельно, кто на дороге. И уточнил: — Олонецкие карелы по-новгородски, из Заладожья.
— Так, — сказал сам себе Дан, — раз карелы, значит надо брать. — И пробормотал, для самого себя тоже: — Что-то многовато людей для алнуских вождей..
Дан помнил предводителей алнуских отрядов, их было двое. Один невысокий коренастый с плохо растущей темной бородой и снулыми, неприятными глазами. Дан тогда еще подумал, что доверять рыбьеглазому вождю не стоит. И спиной поворачиваться к нему тоже опасно. Да, и имя у него было подходящее — Силай Ребо. Присутствовавший на встрече алнуского вождя и Дана Гюргей, сам наполовину карел, шепнул Дану, что второе имя вождя — это прозвище и означает — «Лис», то есть хитрый. И добавил, что Силай гордиться своим прозвищем. Видно, неспроста… Второй алнусец был молодым задорным и здоровенным — ростом почти с Дана — парнем. Круглолицым, курносым и с длинными вьющимися, золотисто-каштановыми волосами. Вот, ему бы Дан мог довериться, с ним бы Дан «пошел в разведку». Но, и у того, и у другого было не более, чем по пяти десятков воинов… У Дана мелькнула мысль — не разделался ли Ребо, под каким-либо благовидным предлогом, со своим сородичем и не присоединил ли его отряд к себе?
Четверка, стоявшая на дороге, не смотрела в их сторону и это было хорошо.