ца 20 века, давно исчезнувшей, но не умершей монгольской орды. Словно вся Россия это золотоордынский улус, а ее население – покорные данники, живущие по воле правителя, назначенного им ханом... Может быть Дан и не задумался бы о прогрессорстве, хотя такие мысли – попытаться, пусть чуть-чуть, пусть «на грамульку», подправить историю своей страны - а своей Дан считал всю Россию, Белоруссию и Украину - все равно, со временем, появились бы у него. Как появились бы, наверное, у любого, попади он в прошлое и интересуйся кое-чем большим, чем вкусно пожрать и с кем-нибудь переспать. Конечно, если он не совсем тупой или "тюфяк"... Но появились бы гораздо позже, потом. Когда устроился бы в новой жизни, когда заработал бы денег, когда... В общем, не скоро. Однако, на беду Дана, Новгород, несмотря на все свои проблемы, стал нравиться ему. Нравится своим торжищем, своими пивными заведениями, гульбищами, боярскими усадьбами и ганзейскими купцами, нравиться даже городскими богатеями и задиристыми парнями, вспоминающими о былых походах ушкуйников и надеющимися когда-нибудь уйти в такой поход. Нравиться горластыми и красивыми новгородскими девахами… Было в Новгороде что-то такое, естественное, и в тоже время очень близкое 21 веку. Что-то позволявшее его жителям очень напоминать Дану бывших современников. Дан еще не все видел в городе, однако и того, что успел… Хватило. Он уже ощущал себя своим в Новгороде и хотел, чтобы Новгород оставался и дальше Господином Великим Новгородом, а не простым провинциальным Новгородом, каким он его знал по всей последующей истории российской державы. Но в следующем году должна была начаться война с Москвой, которую Новгород позорно проиграет, то есть проиграл в той, прежней, жизни, и больше уже никогда не был Господином Великим Новгородом. Новгородом, с бегающей по мостовым, как и в 21 веке, детворой; со школами, обучающими младых новугородцев грамоте и счету, а также тому, что было бы не лишним и в 21 веке - риторике, пению и игре на музыкальных инструментах... Правда, в школах учились только мальчишки, а девочки получали образование на дому. Но, как-то, это не особо сказывалось на их грамотности, и отписать на бересте – материале, используемом в Новгороде вместо бумаги – нерадивому любовнику или ухажеру, судя по словам Семена, работника Домаша, новгородские дамы могли так, что и в 21 веке им многие позавидовали бы. Кстати, как и в школах 21 века, новгородские школяры предпочитали не столько слушать учителя, сколько заниматься разными посторонними делами, например, рисовать человечков или зверей... После поражения в этой войне молодежь в Новгороде уже не будет, как прежде, как в далеком, насыщенном всякими электронными и не только игрушками будущем, обмениваться «смс» -ками - в роли «смс»-ек в городе выступали записки на бересте, разносимые местными аналогами курьерских служб. Исчезнут в Новгороде и многочисленные раньше, процветающие службы знакомств в виде всяческих свах… Ведь ханжеская мораль московского "домостроя", пышным цветом распустившаяся в России, с большим неодобрением смотрела на подобных свах. А новгородцы еще и не прочь были поволочься за симпатичной «юбкой» и также, как их «сотоварищи по несчастью» в далеком будущем получали за это от своих суженных-ряженных тяжелыми бытовыми предметами по загривку, хотя, конечно, случалось и наоборот. Вплоть до больших ветвистых рогов на голове у некоторых новгородских джентльменов. И замуж выходили и женились в городе не только по родительскому велению, как в Московском царстве -России подавляющая часть населения вплоть до 20 века. И юмор у новгородцев 15 века был под стать юмору жителей Русской равнины начала 3-го тысячелетия нашей эры... Ну, может, дрались новгородцы несколько чаще, чем бывшие современники Дана – но без членовредительства. За членовредительство выкуп полагался, в зависимости от тяжести оного. Да, и дрались, потому что в спорах и конфликтах друг с другом на полицию не полагались, поскольку не существовало в Новгороде никакой полиции, было лишь некое подобие ее под названием биричи, приставы и мечники. К тому же новгородцы не являлись затюканными государством обывателями и проблемы привыкли решать самостоятельно, без помощи прокуроров, судей и прочих «законников». Сделал пакость – будь готов ответить! И никакой адвокат или взятка судье тебя не отмажет. А если пакостник здоровее тебя, можно позвать постоять за своего соседей по улице, и это уже «дело святое» - постоять за своего… Правда, кулаками новгородцы часто пользовались, чтобы и оппоненту, при случае, доказать ошибочность его взглядов. Или попытаться доказать… В представлении Дана Новгород был исконно русским городом – не московским, а именно русским, таким, какими бы были, вероятно, города Руси без монголо-татарского нашествия. При этом Новгород являлся не просто городом, а городской торговой республикой, во многом, схожей с городами Ганзы, но без их пунктуальной, расписанной до мелочей, жизни. Новгород скорее напоминал буйные республики солнечной Италии – Геную, Венецию и Флоренцию с их, не в пример, гораздо более свободными, чем на севере Европы, нравами. Быт и обычаи новгородцев совсем не походили на описанную в отечественных хрониках и сообщениях побывавших в восточной Европе «интуристов» жизнь населения Московского, а затем и Российского государства. Ничего общего с убогим, жестко расписанным бытом поздних русских, с бытом, где в доме на самом почетном месте всегда стояли «Жития святых». Менталитет новгородца 15 века был больше схож с менталитетом россиян 20-21 века, чем с менталитетом московитов – россиян 15 -19 столетий. Вхождение Новгорода в состав Московии оказалось жутким регрессом для новгородцев, да и для всей будущей истории России. Оно остановило развитие города на 500 лет, а во многом и отбросило назад. Иначе говоря, уже в 15 веке новгородские обыватели были во многом такими, какими их уцелевшие потомки снова стали лишь в 20... Вместе со всей остальной Россией. Дана, даже жуть взяла, когда он осознал этот факт - 4 сотни выброшенных на помойку истории, бесполезно прожитых, лет, десятки тысяч бессмысленных, бездарных людских жизней. Кто ответит - сколько возможностей потеряла Россия, Русь за это время? Потеряла в лице уничтоженной новгородской республики..?… - Ну, а о Новгороде-то, что видел? – спросила боярыня. Марфа Борецкая была спокойной и безмятежной, словно слова Дана о «московитах» ее никак не задели и, словно, ей не в первый раз пророчили плохую судьбу и смерть близких. Кровь прилила к лицу Дана. - Все-таки боярыню зацепило, - понял он, - и она готова выслушать меня. Значит, выслушают и остальные! – И, стараясь, чтобы никто не заметил, как он волнуется, Дан начал: - Я видел, как московское войско следующим летом… Дан рассказал все, что знал по истории о грядущей, следующим летом, войне с московским князем Иваном III. О поражении новгородских войск в этой войне и о причинах этого поражения. Он старательно, даже слишком старательно, по пунктам, вспомнил все минусы новгородской армии в этой войне - несогласованность действий отдельных отрядов; предательство вновь избранного - на выборах, которые еще только должны были состояться осенью этого, 6978 от сотворения мира или 1470 по григорианскому календарю, года - новгородского архиепископа Феофила; устаревшую военную тактику Новгорода и неспособность новгородцев противостоять татарским лучникам. А также то, какие последствия это имело для Новгорода и, что Дан особенно подчеркнул - для бояр новгородских. Как и для того же, предавшего интересы Новгорода и, несмотря на промосковскую позицию, все равно заточенного Иваном III в монастырь новгородского владыки. Кроме того, Дан рассказал, во что Новгород, в конце концов, превратился, не забыв со всеми подробностями расписать ту кровавую баню, которую устроил уже не в Господине Великом Новгороде, а просто в Новгороде следующий московский князь, Иван IV, по прозвищу Грозный. Отдельно Дан упомянул опричников московского князя, подвешивавших новгородцев на деревьях и смазывавших их горючим составом, чтобы затем поджечь. А после привязывавших, на длинной веревке, трупы к саням и волокущих их через весь город к Волхову, чтобы там спустить под лед. А женщин и детей новугородских просто связывавших и сбрасывавших с Волховского моста, заталкивая, потом, под лед палками… Дан специально рассказывал так, чтобы давило на психику новгородцев, вряд ли, привыкших к подобному изложению, рассказывал так, как в 21 веке звучали полицейские отчеты – монотонно и сухо, но не упуская ни единой мелочи. Дана слушали молча, только один раз Дмитрий-посадник дернулся было задать вопрос, но боярыня предостерегающе подняла руку и посадник не стал мешать. Однако, когда Дан закончил, Дмитрий-посадник первым глубоко вздохнул и с шумом выпустил воздух из легких. Через минуту подал голос и тысяцкий. - Сочинил ты нам… тут, - уронил он... Несмотря на весь тысяцкого военный вид, Дану было жаль его. Хоть и был Василий, выражаясь языком 21 века, по должности солдафоном, и смерть, скорее всего, повидал в разных ипостасях, но описанные Даном изощренные пытки его шокировали. Тысяцкий явно не понимал - зачем? Зачем мучить просто так невинных людей? Он, все же, был сыном республики и бессмысленная восточная жестокость московского деспота претила ему, не воспринималась им.