аш с распухшим ухом. На отказ работать с ними, братья как-то слабо реагировали и, спустя некоторое время появлялись снова. Братья брали Дана на измор. В конце концов, их рыжие конопатые физиономии настолько примелькались ему, что он даже стал различать их. Самый младший из братьев был и самым огненно-рыже-конопатым и вид имел "Антошки" из запомнившегося Дану еще с детства мультфильма: - Рыжий, рыжий конопатый... Двое более старших были потемнее волосами, хотя и с курчавыми светло-рыжими усами и бородками, а четвертый являлся точной копией Третьяка Старшего, за исключением носа. Он у четвертого выступал не столь далеко, как у Старшего. Дан так часто видел братьев, что уже весь Новгород стал казаться ему рыжим. Он даже начал опасаться за свое душевное здоровье, ибо поймал себя как-то на мысли, что страстно желает придушить кого-нибудь из Третьяков и сократить, таким образом, хоть немного, поголовье рыжих в Новгороде. Труп, затем, естественно, нужно будет закопать под основание новой, только что заложенной Домашем печи. Вот, и сейчас - не иначе, как очередной "ходок" от очередного "житнего человека" или сам "житный человек", по-другому - крепкий хозяин, зажиточный новгородец, пришел уговаривать Дана "со всей щедростью отдаться другого". А, может, и кто из братьев Третьяков приперся...- Мастера ноугородские, - возвысил голос Дан, обращаясь к окружающей его честной компании - лепящему тут же, в сарае, на гончарном кругу очередную кружку-канопку Вавуле; зашедшему в сарай за необоженными кувшинами и разным прочим Семену; черниговцу Лаврину и малолетнему Зиньке, разрисовывающим в сарае, вместе с Даном и под присмотром Дана, горшки и кувшины, - а не попросить ли нам Домаша, чтобы завел он пса здоровущего, и позлее? Да, не одного, а двух? А то, - постепенно снижая накал в голосе, добавил Дан, - достали меня уже эти "ходоки", калики, блин, перехожие... Дн заметил взгляд уставившегося на него Зиньки. Семен-то с Вавулой уже привыкли к непривычным словам Дана, хотя поначалу тоже стопорились, особенно Семен со своим: - Обьясни... - но устремленные на Дана синие глаза Зиньки требовали дать ответ. - Достали, в смысле "надоели", - поспешил сказать подростку Дан, а заодно и Лаврину, никогда ничего не спрашивающему и вечно занятому своими мыслями. - А "ходоки" потому что ходят раз за разом. - И, забыв о крикуне за калиткой, продолжил анекдот: - Так, вот, возвращается купец из поездки...- Мастер Дан здесь? - спросил уже иной, басовитый, с легкой хрипотцой голос. - ...Ого, - уронил пегобородый Семен и, разворачиваясь и чуть не цепляя локтем привставшего с лавки, потянувшегося за горшком в клети, Зиньку, удивленно произнес, - это же... - И не договорив, поспешил из сарая.- Так здесь мастер? - опять раздалось за забором. Дан неторопливо встал со своего некоего подобия табурета, на котором сидел и который сам и соорудил, и поставил на широкую полку, в клеть, которую уже соорудил с помощью Вавулы и Семена, свой, наполовину расписанный кувшин. Затем вытер о тряпицу перемазанные в глине и краске - глазури руки. - Ты бы, это, не медлил, - сказал нескладный Вавула. - Самого тысяцкого ждать заставляешь. Дан шагнул в дверь, оставленную открытой Семеном. Переступил порог и остановился. На широком, густо поросшем травой - за исключением тех мест, где ее, траву, основательно вытоптали - подворье гуляло неяркое новгородское солнышко. Вода в лужах, образовавшихся на дворе после недавнего дождя, почти впиталась в землю и лишь темный цвет травы выдавал недавнее местонахождение луж. В дальнем - от сарая - углу усадьбы, на верхушке старой вишни, чирикала какая-то птица и где-то у соседей хрюкали свиньи... - Блин, - подумал Дан, - все-таки жить хорошо! На двор, через гостеприимно распахнутую Семеном калитку, уже протискивался высоченный новгородский тысяцкий. Позади тысяцкого топталось еще пару крепких человек.- Здоров ли есть, мастер Дан, - увидев Дана, еще издали, первым, что несказанно удивило Семена и Вавулу - как так, ведь боярин и не просто боярин, а сам новгородский воевода первым поздоровался с простолюдином - приветствовал его тысяцкий.- Здоров, - шагнув навстречу, сказал Дан. И ответно, без поклона поздоровался: - Здоров ли есть, боярин... - Сейчас Дана уже не напрягала подобная форма приветствия, но в первые дни... Ни Домаш, ни Семен с Вавулой просто не понимали его короткого: - "Привет!", "Здорово!" или "Здравствуй!" - Поэтому Дану приходилось напрягаться каждое утро, чтобы выдать при встрече с ними: - Здоровы ли есть... - Однако, при этом, Дан постоянно думал: - Ну, нафига мне знать о его здоровье? Если оно мне до лампочки... И ему нафига мое здоровье? - А теперь, вроде ничего, приспособился. Впрочем, и Вавула с Семеном и Домашем тоже привыкли к его выражениям, типа: - "Мое почтение!", "Респект всем и уважуха!" - или более короткому: - Привет! Здорово! Тысяцкий, конечно, пришел не за тем, чтобы разучивать приветствия из 21 века. Он явился потому что, как догадывался Дан, семена, посеянные Даном при разговоре с "высшим начальством" Новгорода, дали всходы. То есть, боярыня Борецкая, новгородский посадник и новгородский тысяцкий обдумали "пламенную" речь Дана и решили предпринять некоторые "шаги". В какой именно области - экономической, политической или военной, Дана не интересовало, да и не было важно. Главное, что "лед тронулся". А еще это значило, что Историю, все-таки, можно изменить. Она, история, если только Дан попал в собственное Средневековье, Средневековье собственного мира, не является незыблемой... как того он боялся. Хотя, естественно, подозрение, что он, все же, попал в какой-нибудь параллельный мир существовало... Дан давно ждал этой новой встречи с боярыней Борецкой, с посадником и тысяцким, но уж никак не думал, что тысяцкий Василий, сам придет к нему. Пока тысяцкий со своими двумя сопровождающими шагал по двору, Дан подметил, как он быстро срисовал взглядом все, что происходит на подворье, и не просто скользнул взглядом, а именно срисовал поверху, а именно срисовал - что где лежит, сколько и кто, где и как стоит.- Забавно, - подумал Дан. - За кого же он меня принимает? И что за провожатые у него? - Следующие за тысяцким двое крепких мужичков - тоже с закрученными, как у тысяцкого и Домаша, в косички волосами и бородой и цепкими взглядами, больше походили на спецназовцев будущего, чем на обычных вояк. Коими они, по идее, должны были быть. - В дом пригласишь? - весело блестя глазами, спросил тысяцкий у Дана. Дану резко поплохело и он почувствовал себя не в своей тарелке. Куда приглашать-то? Ведь домом ему пока служил сарай, где стоял гончарный круг и работал Вавула. Вернее, часть этого сарая, отгороженная от гончарного круга и клетей с сырой посудой. К тому же в этом сарае спал и Лаврин. Слава богу, второй из учеников - Зинька был новгородцем и ночевать бегал домой. Впрочем, в дальнейшем Дан тоже планировал приобрести себе где-нибудь сруб, но это, туда, ближе к осени. А сейчас...Куда приглашать-то тысяцкого? Однако развиться комплексу неполноценности у Дана не дал сам тысяцкий. Он снова улыбнулся и произнес: - А давай-ка, лучше, сядем прямо тут, на солнышке. Дан, разумеется, был только "за". Крякнув, дылда-воевода уселся на бревно-завалинку у сарая. - Садись, - хлопнул он широченной, похожей на лопасть весла, ладонью по отполированной долгими сидениями коре бревна. – Говорить будем. Видишь, учел твои слова, подобрал себе подручных, - кивнул головой тысяцкий на следующих за ним по пятам людей. – Посидите, пока, там, - сказал он сопровождающим мужичкам, указывая на бревна возле печи для обжига глины.- Ого, - подумал Дан, - однако, похоже, мой рассказ о спецназе, используемом в будущем, здорово впечатлил его, - и устроился рядом с воеводой. - Эх, хорошо-то как! – почти дословно повторил слова Дана новгородский воевода и с удовольствием вытянул длиннющие ноги. - Я, ведь, чую, - не смотря на Дана, едва тот уселся, произнес воевода, - ты не отрок… Давно не отрок. - Тысяцкий помолчал, и уронил: - Хотя и молодо выглядишь. – И, тут же, без перехода, спросил: - Ты где в сражениях участвовал? Глава 7 … Дан присмотрелся. На дороге были одни московиты. - Непонятненько, - сам себе сказал Дан. Он попал в ситуацию, в которой ни в коем случае не желал оказаться. То есть, перестал контролировать обстановку. А этого Дан боялся больше всего и всеми силами старался избегать. И потому что людей в его отряде было минимум и он не хотел рисковать ими, и потому что это были его люди, которых он сам обучал и к которым он привык. А главное - потому что на кону стояло, и Дан это слишком хорошо понимал, будущее Новгорода. - Хотев, - тихонько позвал Дан. Темноволосый ладожанин-ижора со славянским именем "Хотев", в маскировочной накидке поверх брони и накинутом поверх шлема капюшоне, подполз к нему. - Пройди вдоль дороги к деревне, - шепнул ему Дан. - посмотри, не скачет ли кто позади московитов. Ладожанин разрядил уже готовый к бою арбалет, сунул болт в колчан и бесшумно исчез за елями. Всадники быстро приближались.- Черт, - мучительно думал Дан, - что делать? Если грохнем сейчас все «болты», татары следом беспрепятственно проскочат. А, если... Хотя, какой к дьяволу проскочат, им без проводника в лесу делать нечего… Ну, а, вдруг, это не просто татары? А подданные хана из приволжских лесов? Какие-нибудь предки чувашей или еще кто? Им лес дом родной. Обойдут нас по кругу, да еще и ударят в спину... Хотя... Ст