кого-нибудь из постоянных торговцев. Домаш согласился не слишком утеснять гончаров в доходе. А когда в очередной раз гончары привезли свой товар к нему, Домаш, по просьбе Дана, перетолковал с ними, ничего не обсуждая конкретно. Лишь договорился, что подойдет к ним на подворье на следующий, второй, день седмицы-недели. Подойдет вместе с литвином Даном. А, чтобы не потерять весь день, время определили ближе к вечеру. Правда, Домашу все равно придется уйти с торга пораньше... Наконец, за забором, огораживающим усадьбу Домаша, послышались голоса и через широкую калитку - после первого визита воеводы Василия Казимера и зачастивших на подворье к Домашу новгородских биричей, калитку переделали и расширили - во двор зашел сам Домаш, а за ним молодой парень, его помощник. С ростом продаж Домашу уже тяжеловато было управляться в лавке, одному тяжеловато управляться, да еще периодически приходилось отвлекаться на переговоры с клиентами. И Аглая, жена Вавулы, время от времени помогавшая ему, не могла постоянно находиться в лавке. Вот, он и взял на помощь мальчишку из слободских, также, как и Домаш живущих за Гончарным концом. Пацан имел 13 лет от роду - ровесник Зиньки, и был младшим сыном недавно поселившегося в слободе и торгующего вразнос по пригородным погостам и селам свободного - то есть, не состоящего ни в одной купеческой организации-сотне купчины из Старой Руссы. Торговец переживал не лучшие времена и потому решил перебраться в более "хлебный", как он считал, Новгород. В общем-то, торговец был прав, но и конкуренция в Новгороде была намного выше. Во всяком случае, как понял Дан со слов Домаша, пока у купца дела шли ни ахти. Может, и из-за этого, купец сам упросил Домаша взять своего младшего... - Ты, хозяин, не смотри, что он еще малый ростом. Зато умом шустрый и хватает все "на лету". Цифирь и грамоту ведает и посчитать товар может. А, если что помочь надо, то обязательно поможет, не сомневайся. Он парень жильный... - в помощники, когда узнал, что "пошедший в гору" Домаш ищет кого-нибудь, кто сможет помогать ему в лавке. Паренек действительно оказался смышленым, и большая физическая сила в гончарной лавке не требовалась, так что Домаш, несмотря на всю свою прижимистость, даже сам согласился платить Стерху – так звали пацана, небольшой процент с продажи - впрочем, по согласованию с Даном, как компаньеном. Но все это было еще две недели назад. А сейчас Дан собирался с Домашем идти к вышеупомянутым гончарам.- Будешь трапезничать или сразу пойдем? - спросил Дан у входящего на двор Домаша. С самого начала, можно сказать - их общего "бизнеса", все рабочие вопросы они привыкли решать без церемоний, просто.- Мы перекусили в лавке, - сказал Домаш, имея в виду себя и Стерха. - Сполоснусь только и пойдем. - И повернулся к Стерху, отпуская его домой: - На сегодня все. Завтра, как обычно. - После чего, направился к колодцу, находившему почти в центре подворья. - Подержи, - попросил он, снимая шапку и пояс - кошель с дневной выручкой и передавая все Дану. Затем Домаш закатал рукава рубахи из дорогого сукна... - ему теперь по статусу положено было - одежду носить из дорогого материала. Как и в 21 веке, в Новгороде 15 века человека "встречали по одежке" и купцу, одетому по босяцки, трудно было продать, по достойной цене, свой товар. Поэтому даже юный Стерх, его помощник в лавке на Торжище, имел не простые посконные портки, без всяких украшений льняную рубаху и прохудившие туфли на ногах, а одет был соответственно самому Домашу - и здесь Дан особо гордился собой, это он подсказал Домашу одеть Стерха наподобие себя, не в самые дешевые материалы. Зато и выручка тут же выросла - правда, это сильно зависело и от товара. Но в любом случае, хорошо одетый слуга-помощник сразу добавлял лавке и ее хозяину солидности, а это, в конечном счете, позволяло быстрее и легче оборачивать товар в звонкую монету. Однако, приходя домой, Стерх, в обязательном порядке, снимал с себя рубашку из заморского сукна, вязаные новые ноговицы и красивые портки, а также узорчатый пояс и сапоги цветной кожи, и аккуратно складывал все это до утра в сундук, переодеваясь в домашнее, то, что попроще. Ведь, новую красивую одежду Домаш не подарил подростку, а, как бы, купил ему в кредит - Стерх был предупрежден, что стоимость нового наряда с него будет высчитываться. Понемножку и каждую седмицу. Но так, чтобы и Стерху после расчета что-то оставалось... - Домаш закатал рукава и попросил Дана полить ему ковшиком из бадьи на руки. Дан зачерпнул вышеуказанным предметом народного творчества воду из бадьи, стоявшей рядом с колодцем, на приспособленной под помост и слегка обтесанной тяжелой деревянной колоде, и полил на руки Домаша. Сполоснув руки, Домаш, еще раз попросил налить ему воды, только не на руки, а в подставленные лодочкой ладони, и с удовольствием выплеснул ее себе на грудь и на шею. Затем, быстрым шагом направился к своему дому, возле которого, на ветру и солнышке, на пеньковой веревке, протянутой от дома к специальному, вбитому в землю колу, сушились два прямоугольных, с вышитыми крестиками и ромбиками по краю, куска ткани, полотенца-рушники. Сорвав с веревки один рушник, Домаш, фыркая от удовольствия, яростно начал вытирать шею и грудь...- Пошто без шапки, опять забыл? - недовольно смотря на Дана, спросил Домаш. - Договор-ряд идем заключать, а ты... - Слава богу, что я хоть немного приоделся, - подумал Дан... - будто приблуда босая, без шапки.- Да ладно тебе, Домаш, - успокаивающе произнес Дан. - Я же литвин, пришлый. Мне простительно.- Простительно без портков до ветру ходить, - буркнул Домаш, повесив полотенце-рушник опять на веревку и наклоняясь, чтобы сорвать пучок травы и протереть им сапоги. Почистив обувь и снова выпрямившись, раскатал рукава рубашки и потребовал: - Давай обратно пояс и шапку. - И добавил иронично: - Литвин... Опоясавшись и водрузив свой похожий на колпак с отворотами головной убор на рыжую голову с заплетенными в косы волосами, Домаш обронил: - Ну, что? Пошли? Глава 11 Гончары, с которыми разговаривал Домаш, жили на улице Красноглинщиков. Одного звали Яким, а второго Перхурий. Оба были женаты на родных сестрах - псковитянках, но у Перхурия, по сведениям Домаша, это была вторая жена, а у Якима первая. По его же сведениям, Перхурий был похитрее Якима и более зажимист. И Яким и Перхурий были свояки, у Якима было двое взрослых сыновей, младший работал вместе с ним, а старший, болезненный, попал зимой под сани боярину – конечно, боярин уплатил положенное, но с тех пор парень едва ковылял по двору. У Перхурия тоже был сын, но он уже давно жил своим домом в слободе за Неревским концом, работая в артели грузчиков на Волхове. Кроме сына, у Перхурия было еще две девахи и на них уже начинали поглядывать парни – всем вышеперечисленным Домаш поделился с Даном по дороге к гончарам. Да, и сами эти сведения Домаш выспросил у гончаров по просьбе Дана – Дан считал, чем больше знаешь о клиенте, тем проще с ним вести дела - или, вообще, не вести.- Мы пришли, - сказал Домаш, останавливаясь возле потемневших от времени, но еще крепких ворот на узкой улочке. По обе стороны от ворот тянулся невысокий, но тоже добротный забор. Видно было, что хозяин следит и за воротами и за забором.- Это двор Якима, - произнес Домаш. – Двор Перхурия вон тот, - Домаш слегка повернулся и указал подбородком дальше по улице, - с новыми жердинами в заборе. Однако, я договорился, что и Яким и Перхурий будут ждать нас здесь, на дворе Якима.- Ну, - вздохнул Дан, и замер на минуту прислушиваясь - не бегает ли во дворе собака... Если не считать Домаша, мало кто из хозяев в Новгороде не имел пса. Правда, все "четвероногие сторожа", которых Дан видел, показались ему, мягко выражаясь, какими-то некрупными. За исключением пса у Марфы Борецкой. Огромный, лохмато темно-рыжий, похожий на кавказскую овчарку из далекого будущего, он всегда глухо ворчал при виде Дана и, слава богу, что его в это время держал за ошейник белобрысый Окинфий, слуга боярыни... Дан перекрестился, чем высказал удивленный взгляд Домаша - до сих пор Дан в особом религиозном рвении замечен не был, и произнес: - С богом! - Затем толкнул калитку в воротах усадьбы Якима. Небольшой двор, дом-сруб, двухэтажный, прочный, побольше, чем жилище Домаша, изукрашенный по фасаду домовой резьбой, с деревянной головой лошади на коньке крыши; встроенные в забор, являющиеся одной стеной частью забора - сарай и хлев, за ними дальше - отхожее место; маленькая будка для собаки, наполовину прикрытая каким-то, сколоченным из досок, щитом - оттуда доносилось угрюмо-недовольное ворчание; двухярусная печка для обжига под навесом - как у Домаша, между домом и сараем. В сарае слышно, как вертится гончарный круг. По двору, вперемешку с прыгающими то тут, то там воробьями, бродит с десяток мелких кур и несколько довольно жирных гусей, в хлеву слышно хрюканье свиньи - единственный двор в Новгороде, где Дан не видел живности, если не считать за таковую иногда проскакивающих мышей - это был двор Домаша. Да, и то потому, видимо, что некому было ухаживать за этой самой живностью. Хозяйки у Домаша не было, работники занимались своим трудом, а у самого Домаша руки не доходили. Первый этаж сруба, вероятно, использовался, как курятник-гусятник - Дан заметил, как в открытые двери-проем первого этажа постоянно заходят-выходят куры, а то и гуси. Возможно, первый этаж был разделен на