есколько частей и еще как-то использовался. То есть курятник - гусятник занимали лишь часть его площади. На дворе Дана и Домаша ждали два немолодых, а скорее, немногим за тридцать, новгородца. Один повыше ростом, массивный, широкий, с большим хрящеватым носом и седой, стриженной в горшок, шевелюрой... Впрочем, борода и усы у него были темными. Второй пониже, потоньше, со светлыми волосами, удивительно ярко-голубыми глазами и светлыми усами и бородой. Одеты оба были непритязательно, в портки, заправленные в небольшие сапоги... - Небось специально надели, а так ходят в лаптях или, в лучшем случае, в поршнях, - подумал Дан... - и в простые рубахи. Только пояски, перехватывающие рубахи, у обоих были яркие и цветастые. И на головах у обоих красовались небольшие, мягкие и округлые, с маленькими отворотами, головные уборы.- Тот, что повыше, Перхурий, - шепнул, не оборачиваясь к Дану Домаш. Он шел на полшага впереди Дана. - А пониже - Яким.- Понял, - так же вполголоса ответил Дан...- Ну, здрав будь, Яким, - первым сказал Домаш, выказывая уважение хозяину двора.- Здрав будь и ты, Домаш! - ответил тот, что пониже и потоньше.- Здрав будь и тебе, Перхурий!- произнес Домаш.- И тебе того же! - уронил второй мужичок, повыше, плотный и широкий. Вслед за Домашем, сначала представившись... - Меня зовут Дан, сын Вячеславов, - назвал гончарам свое имя Дан. И добавил: - А кто хочет зовет меня литвин Дан или мастер Дан. - После чего повторил всю процедуру пожелания здоровья Якиму и Перхурию, то есть, сказал уважительное "здоров ли есть..." вместо сокращенного и используемого часто при разном социальном статусе, либо при повторной встрече "здрав будь"... - Кто бы подумал, что существует столько нюансов в том - когда, с кем и как здороваться, - удивился Дан, первый раз столкнувшись с подобным проявлением новгородского этикета. Хотя, более тщательно в эти нюансы посвятил Дана Вавула, после достопамятного визита новгородского тысяцкого на подворье Домаша. Это когда новгородский воевода, к изумлению Вавулы и других работников Домаша, как с равным, как боярин с боярином, поздоровался с Даном... Поздоровавшись с гончарами, Дан, не дожидаясь, пока Яким пригласит их в дом отведать "чего бог послал", сразу "взял быка за рога" - вопреки новгородским обычаям, сходу предложил всем, посколько вопрос они будут решать не совсем привычный и в тоже время серьезный, не отягощать животы едой и обильным питьем, а просто посидеть на дворе, на бревне-завалинке за кружечкой - другой слегка хмельного кваса. К слову сказать, сей момент у них с Домашем был обговорен заранее и довольно подробно. Дан не хотел убивать полдня на то, что можно сделать за час. Его раздражало бессмысленное сидение в гостях, еда, как не в себя, питье, как не в себя и все лишь потому, что так было принято. Ему просто было жаль бесцельно теряемого времени... Некоторая растерянность нарисовалась на лицах Якима и Перхурия, но если Яким и Перхурий и удивились такому, своего рода неуважению к ним, то виду не подали. Во всяком случае, обиды в их глазах не появилось.- Литвин, - скорее всего, подумали они, - что с него возьмешь... Кстати, именно на подобную реакцию гончаров Дан и рассчитывал, упоминая, что он литвин. Сразу, после такого начала разговора, Яким отлучился на пару минут в дом... - Видимо, дать "комитету по встрече особо важных гостей", то есть домашним, "ценные" указания по поводу изменившихся условий этой встречи , - догадался Дан Едва все уселись на завалинку у глухой стены жилища Якима, как Дан сразу спросил у гончаров: - Вы носите свои горшки на продажу Домашу на Торжище, так? Привыкшие к степенному, издалека, началу разговора, гончары немного "притормозили", а затем, почти синхронно, кивнули головами. Тогда Дан продолжил: - То есть, вы даете нам... - Заметив слегка недоуменный взгляд худощавого Якима, Дан пояснил: - Я являюсь подельником Домаша - ... И повторил: - То есть, вы даете нам свои горшки на продажу? Гончары снова слегка замялись, а потом кивнули.- Так, вот, - буквально на полтона повысил голос Дан. И, сделав малепусенькую, но, все-таки, заметную паузу, четко, раздельно произнес: - Мы... - Дан специально сделал ударение на "мы", чтобы у гончаров и близко не возникло сомнений по его поводу - ... Мы предлагаем тебе, Яким, и тебе, Перхурий... - Крепкий гончар с интересом смотрел на Дана, в отличие от Якима, слушавшего, опустив глаза и словно стесняясь - ... не носить свой товар на Торжище, а сразу отдавать его нам. - И быстро добавил: - Иначе говоря, мы сами будем забирать все, что вы сделаете. Но! Но, - снова сказал Дан. И подчеркнул: - И это очень важно! Вы будете делать свой товар без всяких узоров и ваших подписей и, и то, что мы скажем. - И, тут же, поспешил объяснить: - Допустим, мы скажем - нужно сделать в первую очередь 10 горшков и 50 супниц, а потом уже все остальное - корчаги, кувшины и прочее. Это понятно? - спросил Дан. Невысокий Яким опять кивнул головой, а Перхурий неторопливо промолвил: - Да, чего уж тут непонятного. - Тогда второй пункт или "веди". Товар должен быть без всяких изьянов и, - Дан поерзал немного на завалинке, усаживаясь поудобнее, - забирать мы его будем по чуточку более дешевой цене, чем, та по которой вы носили его нам на продажу, - Дан снова сделал ударение на слове "нам". - Однако, - сразу уточнил Дан, смотря на мгновенно нахмурившегося Перхурия и быстро сморщившегося, будто сьевшего какую-то гадость, и, оттого, ставшего чем-то похожим на нахохлившегося гнома из сказок, прочитанных Даном в детстве, Якима, - расчет мы будем производить в тот же день, когда будем забирать ваши изделия. То есть, вам не придется ждать, пока изготовленные вами горшки, кувшины и тарелки раскупят. А еще, - быстро взглянув на задумавшихся Якима и, особенно, Перхурия, произнес Дан, - я тут посчитал, сколько вы, примерно, зарабатываете за месяц... - Дан нагнулся и подобрал острую щепу, лежавшую на земле - завалившуюся под бревно-завалинку. Затем разровнял ногой кусочек голой - без травы - земли перед собой... Краем глаза он заметил, как из-за угла дома вышла женщина средних лет, такая же худенькая, как Яким. Женщина была опрятно одета и в платке замужней жены. В руках она держала кувшин-жбан, явно тяжелый. За ней, хромая, болезненно тощий парень нес большие кружки. Женщина направилась было к ним, но Перхурий что-то шепнул ей и она остановилась. - Это то, что вы сейчас имеете, - на миг запнувшись, произнес Дан и нарисовал щепой на земле буквы кириллицы, затем поверх их провел черточки-титлы, переводившие буквы в разряд цифр… - к досаде Дана, новгородцы цифр, как таковых, не знали и пользовались, вместо них, буквами кириллицы с черточкой - титлом поверху. Каждая буква соответствовала определенной цифре, вернее, почти каждая буква... Это доставляло Дану массу неудобств, но пришлось приспособиться и делать все расчеты по-новгородски. Как тогда, когда он на подворье Домаша говорил с Василием Казимером, новгородским тысяцким. Впрочем, для себя Дан, все равно, переводил все расчеты в привычные, так называемые "арабские", цифры. А на любопытные вопросы Семена, Вавулы и Зиньки - лишь Домаш не стал ничего спрашивать, только посмотрел, как Дан считает и одобрительно хмыкнул, мол, быстро - отвечал, что это такие цифры и научился он им далеко на юге, там, где жил одно время... - А, вот это, то, что вы будете иметь, работая на нас, - и Дан нарисовал рядом с первыми двумя буквами-цифрами две другие буквы-цифры. - И это самое меньшее! Яким и Перхурий настороженно уставились на нарисованные Даном закорючки. Дан видел, как моментально разгладилось хмурое лицо Перхурия и преобразился в большого ребенка Яким. А из-за плеча Якима уставилась на букво-цифры его жена, держа в руках полный жбан. Дан улыбнулся и, засунув щепу, которой рисовал, назад под бревно-завалинку, громко попросил: - Можно кваску? Женщина, смотревшая на цифры, вздрогнула и подняла голову. Ясноглазая, с сеточкой мелких морщин возле глаз, с выбившейся из-под цветастого платка русой прядью... - В молодости, похоже, была очень красивой, - непроизвольно подумал Дан. - Хм, в молодости... – Он вспомнил, что понятие «молодости», к которому он привык в 21 веке, и молодость в нынешнем Новгороде – существенно различаются. - Ей и сейчас, вероятно, лет 27 – 29, - с сожалением мелькнула мысль в голове Дана. - И я не моложе ее, хотя и выгляжу другим.- Подружья моя, - поспешил представить свою половину Яким, - Милена, и старшой мой – Павел.- Кружки, - сказала женщина, - Павка, давай кружки! Старший сын Якима шагнул вперед, слегка припав на искалеченную, возможно даже в том проишествии, зимой с боярином, ногу, и поставил на обтесанный большой пень, служивший у Якима чем-то вроде дворового стола, простенькие и добротные кружки.- Мужи новгородские, - напевно произнесла жена Якима, разливая жидкость из жбана по кружкам … - В голосе у жены Якима до сих пор сохранились нотки, присущие молодой девушке... - испейте квасу, на ягодах сочных настоянного. - Как видите, разница почти в полтора раза, - сказал Дан, взяв в руки кружку и пригубив из нее чуток. Чувствовалось, в квасе кроме ягод - черники, голубики и капельки терпкости от клюквы, есть еще привкус какого-то растения, но какого Дан определить не мог. Не настолько глубоки были его познания во флористике. Однако этот привкус делал квас действительно необычно-вкусным. – В полтора раза, - повторил Дан, - по сравнению с тем, что вы зарабатывали раньше. И вам не нужно заботиться о продаже своих и