ы-монахи из его полка, а по всему Новгороду начался розыск напавших на Домаша и Дана татей. И на всех, даже самых малозначительных, выходах из города, появились дюжие мужи в темном монашеском одеянии... - Ого, - чуть не присвистнул Дан, - это серьезно.- Да, уж, - подтвердил Домаш, - серьезней некуда. Кстати, по словам монахов, Иона сильно заинтересован в твоем выздоровлении и жаждет личной встречи с татями, напавшими на нас. И почему-то мне кажется, что уже сегодня, как только монахи донесут ему, что ты очнулся, тебе последует приглашение посетить владыку. Да, чуть не забыл, - произнес Домаш, странно улыбаясь, - тут тебе кое-что принесли. Посыльный сказал - от вдовицы-молодицы.- Дай сюда, - сказал Дан, - и перестань скалиться - что такое "скалиться" Домаш знал, все-таки не первый день с Даном общался.- Наш молодец везде успел,- не преминул уколоть Домаш, передавая Дану затянутый шнуром небольшой кожаный мешочек. - Нравишься ты девицам... Дан хмыкнул и взглянул на мешочек. Мешочек был не из дешевых, они сами - с Домашем - недавно заказывали подобные у кожевенников. Дан потянул за тоненькую полоску кожи, игравшую роль шнура, и достал из мешочка искусно вырезаную из моржовой кости, редкой в Новгороде, маленькую фигурку. И понял, почему ухмылялся Домаш. Фигурка была, хоть и вырезана из кости, но мастер явно ориентировался на фигурки-обереги православных святых и не только... - Учитывая окружающее Новгород население, не всегда славянское и не всегда христианское, а также обычаи самих новгородцев, хранящих в быту много языческого... - Короче, мастер ориентировался на христианские, а по сути языческие фигурки-обереги, изготавливаемые на продажу "фирмой Дана и Домаша" и имеющиеся в наличии в торговой лавке Домаша. Стоит заметить, что фигурки продавались на Торжище при полном непротивлении церкви - Дан сначала выпустил на рынок всего лишь с полдесятка таких оберегов, ожидая какая будет реакция местных духовных иерархов. И только после того, как новгородская церковь никак не отреагировала на керамических маленьких Илью-Пророка, Николая-Чудотворца и Святого Власия, Дан сделав, по договоренности с Домашем, значительный денежный вклад в старейший на Торжище и второй по значимости в Новгороде - Николо-Дворищенский собор, демонстративно сделав, запустил их в более массовое производство. И мешочек, который Дан держал сейчас в руках, был очень похож на те, что они с Домашем заказывали под подарочную - очередное озарение Дана - для богатых, упаковку этих фигурок. Однако, если Дан и Домаш делали фигурки из глины и никак не могли решиться делать их еще и из дерева, кости, застывшей смолы и всего прочего подходящего - рук на все просто не хватало - то этот оберег, отныне должный защищать жизнь Дана - фигурка святого Николая - был вырезан из кости.- Интересно, - пробормотал Дан, - очень интересно. - И обратился к Домашу: - От кого, говоришь, мешочек? - От вдовицы-молодицы, - повторил гончар. И ехидно добавил: - Видать, славная вдовица!- Вдовица, - автоматически произнес за Домашем Дан и сразу вспомнил службу в церкви 3 недели тому назад. Он, Семен, Вавула с семейством и стоящая с девочкой статная новгородка. Новгородка с невероятно сине-зелеными глазами - озерами. Он, Дан, спрашивает у Семена, кто она. И пытается снова увидеть ее глаза. А потом, к концу службы, Дана отвлекают и когда он снова поворачивается, новгородки уже нет... Встреча с владыкой новгородским произошла в палатах Софиевского собора, на территории детинца. Именно здесь и находилась резиденция Ионы, чуть ли не самого влиятельного чиновника Господина Великого Новгорода.... Дверь у входа преградил мощный крепкий человек в темном одеянии. - К владыке, - прошелестел, сопровождающий Дана монах. Человек отступил в сторону. Рослый худой мужчина... - Нет, стариком Дан бы поостерегся его назвать... - лежал на узком ложе. Возле ложа сидели двое служителей церкви. Лежащий и церковники о чем-то беседовали. При виде Дана слуги божьи, судя по одеянию - явно из церковных сановников, тут же прекратили разговор, встали и, молча поклонившись лежащему, вышли из помещения-кельи. Дан успел лишь скользнуть по ним взглядом - один был белес, тонок в кости и высок, почти, как Дан; второй плотен, широколиц и на голову ниже Дана.- Садись, - уронил лежавший на ложе мужчина, обращаясь к Дану, и указал глазами на табурет рядом с собой. - Старыми богами балуешься, - едва Дан присел, неожиданно, с укоризной, сказал мужчина. - Продаешь их изображения на Торжище... Дан напряженно застыл на краешке табурета. - Кто ты, - тихо промолвил лежавший, - я знаю, меня же зовут владыка Иона. - Лежавший помолчал, а затем продолжил: - Однако, оставим дела торговые купцам новгородским. Я о другом хочу поговорить с тобой... - Дан с облегчением выдохнул и попытался незаметно подвинуться на табурете, чтобы усесться удобнее... О чем с ним беседовал новгородский архиепископ, Дан не сказал никому. Ни тысяцкому Василию с посадником Дмитрием, пытавшимся узнать у Дана содержание разговора, его разговора, с владыкой, ни Домашу, вроде как бы случайно заинтересовавшемуся здоровьем архиепископа. Домашним - Вавуле, Семену, Нежку и другим, Дан тоже ничего не ответил. Всех, кто спрашивал его о встрече с владыкой или задавал какие-либо наводящие вопросы, Дан с чистой совестью отправлял в покои Ионы в Софиевском соборе, сообщая, что там они могут сами все узнать. И не потому Дан так делал, что глава новгородской церкви просил его об этом - не разглашать их беседу, хотя владыка и давал такой совет, а потому что большая часть их разговора касалась лично Дана и имела мало отношения к остальным. А та, что имела, была бы весьма нелицеприятна для них. Особенно для бояр. Ну, а в общем... Владыка Иона являлся самым настоящим патриотом Новгорода. Причем гораздо большим, чем Марфа Семеновна Борецкая со своим окружением из бояр, видевшем в Москве, в первую очередь, опасность для их личной боярской свободы. И угрозу для их же огромной боярской казны. Владыка, как оказалось, довольно давно и пристально следил за деятельностью Дана... И обещал поддержку Дану. Неофициально. Официально ранг церковного сановника не позволял. - Не должна церковь, - сказал архиепископ, - открыто вмешиваться в дела мирские, напрямую управлять городом. И Дан его понял - холодный северо-восток Европы это не солнечная Италия, где католические сановники зачастую одновременно являлись и мирскими владыками. Розыск же напавших на Дана и Домаша татей, учиненный владыкой, и временные посты из воинов-монахов владычьего полка на выходах из города обьяснялись очень просто... Иона родился в Новгороде. Став монахом, он не слишком задумывался об окружающем его мире. Он просто делал то, к чему, как он думал, у него было призвание - служил богу. А все вокруг было вторично и не очень важно. Однако, дослужившись до высшего церковного чина и вынужденный теперь, в силу своего положения, смотреть на мир шире - не только, как священослужитель, Иона понял, ему не нравится то, что происходит с Новгородом. Господин Великий Новгород, самостоятельный, свободолюбивый город-республика, город, с мнением которого ранее считались все соседи - ближние и дальние державы - город, где княжил еще Рюрик и "откуда есть пошла земля руськая", неумолимо превращался в рядовое, разве что несколько великоватое, заштатное поселение. Место, каких много на просторах и Руси, и Германии, и прочей Европы... Иона не мог найти этому обьяснения. И винил во всем сильных и жадных соседей, окруживших Новгород. И, не в последнюю очередь, Москву. Не столько сильное, сколько жадное московское княжество явно рассчитывало поживиться за счет Новгорода и выжидало момент, когда город его детства, город, к которому он привык и в котором родился, окончательно ослабеет... Иона видел, что еще год - два и Москва завоюет новогородскую землю. И, вдруг, появилась надежда! Надежда, изменить судьбу Новгорода, сделать его не менее сильным, чем соседи. Надежда, воплощенная в неизвестно откуда прибывшем в Новгород литвине Дане. Этот литвин, если отбросить в сторону все его сомнительные пророчества - в которые владыка даже не считал нужным вникать - прозревал то, что не мог увидеть даже он, Иона... Не говоря уже о погрязших в ежедневных заботах мирянах. Более того, литвин сумел показать боярам новгородским - боярыне Марфе, посаднику Дмитрию и тысяцкому Василию, а также ему, Ионе, то, что происходит в Новгороде на самом деле. Показать то, что они не видели. И то, что, несмотря на свои проблемы, Новгород все равно остается силен, очень силен, и уж всяко не слабее соседних Москвы и Ливонского ордена. Только нужно правильно использовать его силу... Даже несколько простеньких советов литвина, при минимуме денежных трат и весьма слабеньких усилиях со стороны города, продемонстрировали боярам и Ионе имеющуюся в Новгороде мощь. И чернь сразу стала меньше восхвалять московского князя, особенно после того, как на торжище, на лобном месте, при всем "честном народе" несколько бывших мастеров и купцов московских просили помощи у новгородцев и рассказывали, почему бежали из-под руки московского князя. Литвин назвал это очень длинно и непонятно - "ин-фор-ма-ци-онная ди-вер-си-я". То есть, литвин прекрасно чувствовал, что нужно делать и что говорить... И, вдруг, на литвина и его подельника Домаша совершают нападение! Нагло, днем, на виду у работающих на стенах города новгородцев... Иона