ковь. Мысль о том, что задевшая струнку в его сердце молодая вдова могла, вообще, случайно оказаться в храме Святого Власия... - Домаш с семейством Вавулы и Семеном посещали церковь Святого Власия, что в конце Волосовой улицы, на меже города и посада. Естественно, и Дан, а чуть позже и Лаврин тоже стали ходить в эту церковь... - Дану, почему-то, в голову не приходила. Вероятно, потому что уж очень много было в Новгороде других церквей, где проходила воскресная служба, и обойти их всех было нереально... А может и потому он не допускал эту мысль в голову, что тогда пришлось бы быть готовым и к тому, что понравившаяся ему вдова, могла оказаться даже и не новгородкой... И на службе в церкви Святого Власия находиться "проездом". Хотя, если честно, где-то, на краю сознания Дана, подобная мысль все же тлела. Служба в очередное воскресенье тоже прошла без синеглазой новгородки и Дан уже начал впадать в уныние - ибо вместе с появившейся идеей поискать в других культовых учреждениях Господина Великого Новгорода, невольно приходилось допускать, что рослая прихожанка с девочкой, и в самом деле, могла быть приезжей. Например, из Старой Руссы. Или еще из более отдаленных мест... Деревской или Обонежской пятины. Или совсем из Югры, Перми или Терского берега. Дану об этом даже думать не хотелось. Но, тем не менее, после того, как обдавшая его колдовским взглядом и понравившаяся своей статью молодая вдова не появилась снова на службе, Дан, все-таки, сошкребся с силами и стал планировать посещение воскресных - именно воскресная служба больше всего собирала новгородцев, являясь, как бы, символом наступившего, в конце трудовой недели, выходного дня - планировать посещение воскресных служб в других церквях города. Однако произошло чудо, иначе это назвать было нельзя - та, кого Дан так рьяно готовился искать и строил планы, как это сделать, неожиданно сама прислала попавшему в "аварию" Дану весточку-подарок. Дан был твердо уверен, что фигурку святого ему отправила именно та самая синеглазая молодица, которую он видел в церкви и которую никак не мог забыть. Вероятность того, что эту, вырезанную из кости, уютную скульптурку ему послала некая другая вдовица, симпатизировавшая Дану, он отвергал начисто! Потому что... Во-первых, он элементарно не верил, не хотел верить ни в какую другую красивую вдову-новгородку, а во-вторых... Третьих и четвертых - это было бы просто свинство со стороны судьбы! Ведь, они встретились тогда с новгородкой глазами и Дан помнил, какая дрожь его пробрала... Однако, в любом случае, все планы по поиску теперь отпадали и Дану оставалось лишь с нетерпением ждать воскресенья. Сейчас он был уверен, та, кого он собирался искать, красивая...очень красивая светлоглазая прихожанка с девочкой, не пропустит очередную службу. То есть, будет в церкви Святого Власия... А пока Дан не знал, что ему делать. Душа его пела, он одновременно и радовался и мучался. Он хотел встретить синеглазую новгородку и, в тоже время, боялся этой встречи. Боялся вдовы, боялся слишком неподступного выражения ее лица, боялся ляпнуть что-нибудь не то при встрече или, наоборот, утонуть в ее бездонных глазах-омутах, так ничего и не решившись ей сказать... И даже боялся, что просто побоится подойти к ней. Первый раз с ним было такое... Приподнятое и в тоже время нервическое настроение Дана было заметно всем в мастерской.- Ты, будто, не на встречу с молодицей собираешься, а в поход за тридевять морей, - смотря на Дана, выразил общее мнение всей мастерской, то есть всех работавших в мастерской - Вавулы, Семена, Якова, Лаврина и остальных, Домаш. - Соберись! На тебе же лица нет!- И добавил: - Волнуешься, словно девица на выданье... - И ни на какую встречу с молодицей я не собираюсь, - вспыхнул Дан и в этот момент заметил круглые глазища таращившегося на него Зиньку. Дан запнулся на секунду, его гнев мгновенно куда-то улетучился, а затем он вдруг ухмыльнувшись, подмигнул Зиньке. Зинька тут же растянул рот до ушей в ответ... - Ну, да, - сказал, ничего не заметивший, Домаш. - Конечно, не собираешься... Только улыбаешься постоянно, как юродивый... На воскресную службу Домаш, Дан и все еще обитающий на подворье Домаша, в комнатке в конце сарая-мастерской, Лаврин, как обычно, одевали лучшее... - впрочем, на службу в церкви они всегда надевали лучшее из того, что имели... - рубахи тонкой работы, свиты дорогого сукна, высокие шапки с отворотами, яркие порты, заправленные в мягкой кожи сапоги. Пояса наборные, с серебряными бляшками - у Домаша, и попроще, с медными чешуйками - у Лаврина... - Дан, в связи со своим - после рандеву с новгородской верхушкой, на котором тайно присутствовали "зрящие" старцы из Свято-Духового монастыря - предполагаемым благородным происхождением и, чтобы не усложнять отношения с боярыней Борецкой, ее сыном - посадником новгородским и Василием Казимером, тысяцким Господина Великого Новгорода, и, как ни странно, не в последнюю очередь с Домашем - остальные в мастерской, с подачи Вавулы и Семена, продолжали считать Дана потерявшим память обычным литвином. Правда, Семен и Вавула, увидев с какими людьми Дан общается - новгородским тысяцким, биричами от посадника Господина Великого Новгорода или боярыни Борецкой, тоже пытались "ломать шапку"перед Даном, но он показал им кулак и пообещал "намылить" шею, если не прекратят "валять Ваньку". Впрочем, с Домашем Дан также пробовал говорить "по душам", но в ответ получил: - Мне все равно из каких ты - боярских, купеческих или крестьян, для дела это не важно. Однако в миру... Изволь соответствовать. Или ты стыдишься своих родителей? Нет? Почему тогда скрываешь из какого ты рода? - После таких слов, Дан просто был вынужден, за приличные деньги, приобрести отделанный золотом, как у бояр, но, все же, поскромнее, пояс. Домаш, Дан и Лаврин двигались по той самой, вдоль окольного рва, дорожке, на которой на Домаша и Дана напали бандиты. Бандитов, кстати, несмотря на все усилия владыки Иона, так, до сих пор, и не нашли. Или "еще не нашли". Зато здорово проредили в Новгороде их ряды и количество. То, с чем не справлялась малочисленная городская стража, прекрасно сделали монахи-воины из архиепископского полка. Буквально за несколько дней, в ямах-порубах посадника и нижних этажах-казематах Детинца значительно увеличилось число постояльцев. Это не считая тех, кого зарубили на месте. Новгородские ночные "братья", мгновенно потеряв половину своих "товарищей по ремеслу", бежали из города "куда глаза глядят", лишь бы подальше от "беспредела, творимого в Новгороде". На какое-то время не только в городе, но и в посадах за городской стеной по ночам стало тихо и безопасно. Утро было дождливым. Над головами висело низкое, серое, моросящее мелким струйками воды, небо с набухшими влагой облаками. Чавкала под ногами сырая земля - в посаде не мостили дороги, в отличие от города - и где-то квакали лягушки. Дан, Домаш и Лаврин внимательно смотрели вниз, чтобы случайно не "поехать-поскользнуться" на размокшей земле и не шлепнуться с размаху в грязь. Домаша, Дана и Лаврина, клявших погоду, нагнали соседи по посаду - нарядные старик со старухой в сопровождении более чем десятка зрелых мужчин и женщин, а также многочисленных отпрысков помоложе. Двое из них, из отпрысков, то есть две девушки-подростки, были очень-очень юны. Взглянув на них, совсем недавно покончивших с детством, светловолосых, чуть-чуть конопатых, с широко раскрытыми, сияющими глазами, Дан, почему-то, вспомнил школьниц 21 века и подумал: - И чем они отличаются? Ведь, эти сестры из 15 века абсолютно такие же, как их светловолосые, слегка конопатые, синеглазые сверстницы в Гомеле, Минске, Самаре или любом другом городе России или Белоруссии третьего тысячелетия... Только переодень и все. Ах, да, еще эти девчонки, вероятно, не ругаются матом и не слышали, что такое смартфон и планшет... - Дан еще помнил о смартфоне и планшете... - Они просто родились здесь и сейчас, в 15 веке в Новгороде, а могли бы родиться и в 21 веке... Дан немножко знал, как говорили когда-то в будущем, в городе у южного моря, за старика со старухой и за все их большое семейство. Они, как и Домаш с Даном и Лаврином, были прихожанами церкви Святого Власия. Соседи являлись кирпичными мастерами и жили довольно зажиточны. Михаль, так звали старика, сухой и крепкий, как старое дерево - Домаш сказал, что старику более 60 лет... Как понимал Дан, удивительно много для Новгорода этого времени - обладал весьма ясным умом и твердой памятью, и командовал всеми в усадьбе, указывая, что и кому делать - что делать сыновьям и что их женам, а также что делать тем внукам, которые постарше и посообразительнее. Он же следил и за порядком в хозяйстве. А крепкая седая старуха, Стеша, сестра старика - жена его давно умерла, помогала ему во всем.- Здрав будь еси, Домаш! Здрав будь, мастер Дан, здрав будь, Лаврин, - по соседски и по свойски поздоровался с Домашем, Даном и Лаврином старик. Старуха кивнула всем головой. Гончары вразнобой ответили на приветствие старика и старухи: - Здравы будьте и вы, Михаль и Стеша, - Домаш. Более уважительно: - Здравы ли есть и вы, Михаль и Стеша, - Дан и Лаврин. Старик, обходя остановившихся и посторонившихся Домаша, Дана и Лаврина, пожаловался на погоду: - Все косточки нам со Стешей ломает дождь... - Следом за Михалем и его сестрой обошли Домаша, Дана и Лаврина и остальные члены его семейства-рода. Лишь разбитной, не старше 15 - 16 лет, белобрысый внук Миха