Офицер городской комендатуры взял положенные Скориным на угол стола документы, быстро пролистал их. Сев за пишущую машинку, он стал перепечатывать имеющиеся в документах данные и сам себе диктовал:
- Капитан Пауль Кригер... так... отпуск после ранения. На какой срок, господин капитан?
Скорин неопределенно пожал плечами:
- Вы не подскажете, лейтенант, где можно снять приличную, но недорогую комнату?
- Койдула, шесть. Хороший пансионат, господин капитан. Рядом офицерское казино. Очень удобно.
- Спасибо. - Пряча документы, Скорин вынул из кармана пачку писем и несколько фотографий. - А где навести справку о жителях города?
- В городской управе. В нашем же здании, но вход с другой стороны.
Скорин обогнул старинное, из тяжелого серого камня здание и вошел в городскую управу. Изложив свою просьбу, он снова, словно случайно, выложил на стол пачку писем и фотографию "невесты". Миловидная девушка сделала в регистрационной книге какую-то запись.
- Постараемся вам помочь, господин капитан. Зайдите через несколько дней, - вежливо улыбаясь, проговорила она и нагнулась, стараясь рассмотреть фотокарточку. Заметив ее желание, он молча протянул фото.
- Марта, ты взгляни, какая прелестная невеста у господина капитана! - воскликнула девица.
Сидевшая за соседним столом Марта встала, и они стали обсуждать портрет. Скорин, перевязав ленточкой письма, безразлично смотрел на расхаживающего по коридору толстого полицая, фотографию которого показал ему в Москве Симаков. Подпольщик понравился своим спокойным равнодушием.
Скорин раскланялся с девушками, на толстого полицая больше не взглянул и вышел из управы.
Теперь очередь за квартирой. Пансионат на улице Койдула? Скорин помнил о нем из сообщения Зверева. Рядом офицерское казино, рядом же абверкоманда. Целлариус. Шлоссер. Все под боком. Удобно. Слишком удобно.
Прежде чем искать квартиру, необходимо выпить чашку кофе, собраться с мыслями. Через несколько минут он уже сидел в маленьком уютном кафе, хотел было окликнуть официантку, вовремя спохватился, чисто немецким жестом щелкнул пальцами. Когда девушка обвела присутствующих взглядом, он поднял указательный палец, подождал, пока официантка подойдет, медленно произнес:
- Кофе, - после паузы добавил: - пожалуйста.
- Одну минуту, господин капитан. - Официантка взяла со стула пустую тарелку, быстро взглянув на Скорина, пошла на кухню. Он почувствовал ее взгляд, но не повернулся, не посмотрел на девушку.
Что-то он сделал не так? Нужно ли говорить эстонцам "пожалуйста"? Обычно немцы, обращаясь с просьбой, добавляют это слово, но как они ведут себя здесь, в оккупированном Таллинне? Возможно, он допустил ошибку, и девушка удивилась. Скорин достал сигареты, зажигалку. Все он делал медленно и сосредоточенно. Для немца чашка кофе - ритуал, не следует забывать... Не разминать сигарету, проверять сдачу, не мять деньги, не класть их в карман, стряхивая пепел, не щелкать по сигарете указательным пальцем... Плохо, очень плохо... О подробных мелочах не следует думать, они должны прийти сами собой. Скорин вздохнул, вынул из пачки сигарету, не размял, аккуратно прикурил.
Он приехал в Таллинн из Финляндии, куда был заброшен неделю назад. Документы настоящие, выданы в тридцать девятом году в Берлине взамен утерянных, остались с прошлого задания. Справка из госпиталя и отпускное удостоверение липовые, ранение зато настоящее. Не было бы счастья, да несчастье помогло. И заживает рана плохо, нарочно хромать не приходится. Крест и нашивка о ранении - неплохое прикрытие, а вот палка, наверное, лишняя. Ходить, конечно, удобно, но броская деталь. Капитанов, разгуливающих по Таллинну с тростью, немного.
Скорин кивнул официантке, которая поставила перед ним чашку кофе, опираясь на трость, встал - в кафе вошел полковник.
- Сидите, капитан. - Полковник снял фуражку, сел за соседний столик. - Где получили ранение?
- Под Харьковом, господин полковник. - Скорин опустился на стул, вытянул больную ногу.
- Отпуск?
- Так точно, господин полковник.
- Почему не на родине? - Полковник, роняя вопросы, изучал меню, не смотрел на почтительно склонившуюся официантку. - Кофе, коньяк, пожалуйста.
"Пожалуйста". - Скорин улыбнулся и передвинул стул, чтобы не сидеть к полковнику боком. - Хотя ведь полковнику за пятьдесят, молодежь может разговаривать грубее". Скорин поклонился полковнику и ответил:
- Ищу невесту, господин полковник. Война, Грета перестала писать, и я решил...
- Молодец. - Полковник вынул из кармана газету.
Скорин понял, что разговор окончен, отвернулся. Хотя все пока складывалось отлично, чувствовал он себя в Таллинне неуютно. Значит, надо быть медлительнее, флегматичнее, при такой манере больше времени для обдумывания. Он докурил сигарету, подвинул чашку кофе, обмакнул кусочек рафинада, положил его в рот. Выпить бы сейчас две, даже три чашки, и послаще, но немцы кофе смакуют и считают, что первая чашка действует как лекарство, вторая же - как яд. Есть, пить, платить деньги, брать сдачу, курить - в общем, жить как немец, но главное думать и даже чувствовать. Это рыжая официантка не несчастная, забитая девушка, а существо низший породы. Ей незаслуженно повезло, она обслуживает офицеров великого рейха. Она счастлива получить предложение на вечер, ее отказ удивит, даже оскорбит господина капитана. Да... не "да", а "О, да!". О, да, она счастлива! Ей повезло.
Саморежиссура не помогла! Скорин видел опущенную рыжую голову, чуть поднятые, как бы ожидающие удара плечи. А ведь в кафе все вежливы, очень вежливы.
Он встретился с официанткой взглядом, чуть наклонил голову. Девушка тотчас подошла.
- Еще чашку кофе, стакан холодной воды, счет, - произнес он скучным голосом, чуть было не объяснил, что давно не пил кофе и очень соскучился. Девушка, повторив заказ, ушла.
В таллиннском подполье никто не знает о приезде Скорина. Он имеет три явки, в двух может получить передатчик. Необходимо выбрать одну из двух. За осторожность Скорина, случалось, обвиняли в перестраховке, излишней подозрительности. Он никогда не спорил, но работал по-своему. В сороковом в Берлине он неделю следил за человеком, не шел к нему на связь, случайно увидел, как предполагаемый связной встретился взглядом с гестаповцем, оставил на скамейке газету и ушел, а гестаповец газету подобрал.