— В таких прохорях я тоже смог бы… — пробормотал проигравший.
Скорин отодвинул ребят, открыл дверь и пропустил Лену. За спиной кто-то сказал:
— Женатики.
— Много понимаешь, видал: лица какие. Хоронят.
В полутемном коридоре, заставленном канцелярскими столами и стульями, у первой двери сидели несколько человек. Люди держали в руках бумаги, не разговаривали, не обратили на Лену и Скорина никакого внимания. Скорин посмотрел на приклеенную к двери бумажку и, взяв Лену под локоть, повел ее дальше. У двери с табличкой «Регистрация рождения и браков» никого не было. В комнате молодая женщина, в платке и валенках, что-то варила на электрической плитке, увидев вошедших, она торопливо закрыла кастрюлю.
— Война войной, а жизнь жизнью. Женитесь, Значит?
— Женимся. — Скорин положил на стол документы.
— Что-то невеста невеселая. Сейчас замуж выйти — счастье. — Женщина разбирала бумаги. — Да вы садитесь. Садитесь, молодожены. — В ее голосе слышалась наигранная доброжелательность. — Горе, горе кругом. А жить все равно надо. — Вдруг она замолчала и усмехнулась: — Елена Ивановна, вижу, у вас и сыночек имеется. Фамилию менять будете?
Скорин поднялся, загородил собой Лену, быстро сказал:
— Мою возьмет. Еще метрику сына исправьте, пожалуйста. Скорин Олег Сергеевич.
Женщина окинула Скорина взглядом, отметила трость, вздохнула и, взяв бумаги, вышла в соседнюю комнату. Там она протянула бумаги сгорбившемуся над столом мужчине в пенсне.
— Подпишите, Кирилл Петрович.
Мужчина предостерегающе поднял палец, еще дважды щелкнув счетами, подписал, даже не заглянув в документы.
— Это же надо, — сказала женщина. — В такое время с сыном замуж ухитрилась выйти.
— Безобразие, — думая о своем и продолжая что-то подсчитывать, ответил мужчина, затем спохватился и сказал: — А ты бы, Катюша, на фронт санитаркой пошла. Там женихов хоть отбавляй.
Когда они вышли на улицу, Скорин протянул жене конверт:
— Документы пусть будут у тебя. — Лена спрятала конверт и впервые посмотрела Скорину в лицо. Он, заполняя надвигающуюся паузу, продолжал говорить. Объяснил, что очень спешит, позвонит завтра, всячески давая понять, что регистрация брака не меняет их отношений, не накладывает на Лену супружеских обязанностей. С одной стороны, Скорин, достаточно самолюбивый и гордый, не хотел брака без любви, союза ради сына, с другой — он не хотел и простых дружеских отношений. Он не мыслил себя в роли брата либо друга детства и решил твердо — без боя эту женщину он не отдаст. Как именно сражаться за любовь, он не знал, ведь реального противника как будто не было. Работа в разведке приучила его неукоснительно выполнять правило: не знаешь, как поступить подожди, не торопись. Ждать он умел.
— Поцелуй Олежку. — Скорин взял Лену за руку.
— Желаю тебе, Сережа… — Лена высвободила руку и пошла. Скорин долго смотрел ей вслед, затем повернулся и, прихрамывая, зашагал в наркомат. Предстояло ознакомиться с материалами, касающимися личности Шлоссера. Ночью, отпустив Зверева, майор, не возобновляя разговора о дальнейшей работе в разведке, попросил Скорина помочь разобраться в деле Зверева, изучить все имеющиеся материалы о Шлоссере.
Деятельность Шлоссера в Москве была короткой, но бурной. Чем больше Скорин знакомился с личностью барона и его работой, тем тверже становилась его уверенность, что Зверев стал шахматной фигурой в руках опытного разведчика. Бывшего летчика использовали, как говорят в разведке, втемную — он не знал своей истиной роли.
Выслушав сообщение Скорина о Шлоссере и воздержавшись от каких-либо выводов, майор вновь вызвал Зверева. Симаков предложил ему начертить схему расположения абверкоманды в Таллинне, уточнить некоторые данные.
Зверев начертил схему и уверенно объяснял:
— Улица Койдула, три — абверкоманда. Начальник фрегатен-капитан Целлариус. В доме шесть, это почти напротив — офицерское казино. Здесь на углу парфюмерный магазин.
Майор и Скорин разглядывали нарисованную схему.
— Александр Федорович, вы говорите, что вас готовил и инструктировал…
— Майор абвера Шлоссер. Барон.
Симаков вынул из стола пачку фотографий, протянул Звереву.
Зверев, усмехнувшись, стал перебирать фотокарточки, отложил одну, остальные вернул.
— Целлариус, Шлоссера здесь нет.
Симаков взял фото Целлариуса.
— Верно. — Он вынул другую папку. — А здесь?
Зверев молча отделил фотографию Шлоссера.