— Как тебя зовут? — спросил сенатор раба.
— Врадпшекрогсотн, — с нумерийским выговором в нос ответил раб и, снова запнувшись, добавил: — Мой господин.
Крон надменно поглядел на раба.
— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я о твоё имя сломал язык? Я буду звать тебя кратко — Врад.
— Если вам угодно… мой господин, — попросил раб, — то лучше зовите меня Шекро. Я к этому имени привык — так звала меня мать.
— Пусть, — благодушно махнул рукой Крон. Он бросил звонд кандальнику, расковавшему раба.
— Следуй за мной.
Ни на кого не глядя, сенатор пошёл вдоль толпы рабов. Несмотря на приобретённые им здесь надменность и чванливость, так необходимые сенатору, унизительное зрелище людей, продаваемых в рабство, действовало на него угнетающе.
— А меня господин сенатор не желает выкупить? — услышал он вдруг чей-то насмешливый голос.
От неожиданности Крон вздрогнул и остановился.
Вопрос был задан на чистом линге. Перед ним стоял коренастый, ничем не примечательный, разве только густой многодневной щетиной, покрывавшей почти всё лицо, раб. В его светлых глазах играли откровенные весёлые искорки.
— И даже, если сенатор и не желает, — продолжал раб на линге, — ему придётся это сделать.
«Это же Бортник, — узнал Крон, — Так вот откуда рабы — с острова Крам…» Он демонстративно нахмурился.
— Что он сказал? — спросил он семенившего за ним надсмотрщика.
— Что ты сказал?! — гаркнул надсмотрщик и замахнулся на Бортника тонким, белесым от жгучих мелких шипов прутом.
Крон перехватил его руку, с трудом подавив желание сломать её. Скорее всего, надсмотрщик не имел никакого отношения к пиратам — те были осторожны и предпочитали действовать через перекупщиков.
— Я сказал, — смиренно проговорил Бортник, — что у такого щедрого господина я бы с удовольствием выполнял самую грязную работу.
— Вот как?
Крон окинул взглядом его фигуру. Затем подошёл, пощупал мышцы рук, живота.
— Н-да… — неопределённо протянул он и вдруг, схватив его за щетину на бороде, резко открыл рот и стал внимательно изучать зубы. Глаза Бортника прищурились от злости.
— И сколько он стоит?
Надсмотрщик сглотнул слюну.
— Тысячу! — выпалил он.
Сенатор только цыкнул сквозь зубы и молча пошёл прочь. Мгновенье надсмотрщик стоял на месте как вкопанный, затем опомнился и побежал за ним.
— Господин, господин! — закричал он. — Я ошибся! Пятьсот!
— Ты ошибся ещё раз и ровно наполовину, — бросил Крон через плечо. Ибо в данном случае я покупаю мышцы, а не голову.
— Триста!
— Двести.
Надсмотрщик опешил. С трудом оправился и выдавил:
— Двести пятьдесят…
— Сто восемьдесят.
Надсмотрщик поперхнулся и совсем севшим голосом предложил:
— Двести тридцать…
— Сто семьдесят, — сказал Крон и повернулся, чтобы уйти.
— Согласен… — просипел надсмотрщик, ловя сенатора за тогу.
— И раскуёшь раба за свой счёт, — добавил Крон.
На этот раз надсмотрщик не торопился. Он долго торговался, переругиваясь с кандальником о цене работы, и, когда они договорились, кандальник, явно недовольный ценой, вяло принялся за дело. Жадность надсмотрщика дорого ему обошлась — недовольный кандальник при расковке основательно попортил звенья. Они снова принялись ругаться, но Крон оборвал их, заплатив надсмотрщику за Бортника. Воспользовавшись заминкой, кандальник быстро скрылся, весьма довольный собой. Надсмотрщик принялся было поносить всех и вся, начиная с рабов и кончая господами, но тут Бортник, явно имевший с ним свои счёты, двумя короткими ударами сбил его с ног. Надсмотрщик упал на колени, широко открытым ртом беззвучно ловя воздух.
— Хорошо начинаешь службу, — одобрительно сказал Крон и с усмешкой встретил злой взгляд Бортника.
Затем наклонился к надсмотрщику.
— Запомни, — сказал он, — не советую тебе в Пате оскорблять гражданина. Ибо, лишив тебя жизни, гражданин заплатит штраф всего в сто двадцать звондов — дешевле, чем я купил у тебя раба.
Крон приказал купленным рабам следовать за собой и пошёл прочь.
Вначале, когда они, оскальзываясь на глине, шли по территории рынка, Бортник, как и полагается рабу, шёл сзади. Но когда они ступили на мощёную улицу и рынок скрылся за поворотом, он поравнялся с Кроном.
— Радостная встреча двух коммуникаторов, — язвительно процедил он. Ещё бы за набедренную повязку заглянул. Очень жалею, что не откусил тебе палец, когда ты считал мне зубы.
Крон расхохотался.