- Есть! - козырнул есаул и направился на местную гауптвахту, где временно содержались артиллеристы, стрелки и машинисты бронепоезда. Однако, пройдя несколько метров, Демушкин резко обернулся и спросил: - А как его назовем?
- «Кавкай».
- Хорошее имя, боевое, - ответил новый командир бронепоезда и продолжил свой путь.
Проводив есаула взглядом, я направился к местной управе и пока шел, вспоминал вчерашний день...
Из захваченной Тихорецкой мы выдвинулись около пяти часов утра, как и планировалось заранее. Два эшелона, гаубица, три трофейных полевых орудия и восемьсот спешенных казаков. Двигался наш сводный отряд, естественно, на Кавказскую, с войсками комиссара Одарюка мы встретились в четырех верстах от Романовского, и бой начался в чистом поле. Комиссар торопился отбить Тихорецкую, и я его стремление понимал, так как в ночь лично осматривал штаб товарища Автономова и шесть эшелонов скопившихся на путях. Добра там оказалось много, боеприпасы, снаряды, обмундирование и продовольствие. По сути, что мы захватили, это часть экспроприированного имущества Кубанской Рады, оставленное местным правительством при отступлении из Екатеринодара, и оно предназначалось к отправке на Ставрополь, Царицын и Москву. Одарюк, что бы про него ни говорили, человек был неглупый, все же бывший учитель и офицер, и понимал, что за потерю эшелонов его поставят к стенке. А поскольку шанс вернуть под свой контроль станцию, эшелоны и штаб у него имелся, он не медлил и очень сильно надеялся на бронепоезд, который должен был навести на нас ужас.
Возможно, перед бронепоездом, если бы он стал неожиданностью, казаки и отступили бы. Однако при выдвижении к Романовскому мы знали, на что шли и подготовились. Поэтому, лишь только впереди задымили чужие паровозные дымы, я сразу же отдал команду остановиться и всем бойцам покинуть головной эшелон. Казаки сыпанули на грунт. После чего частью, вместе со вторым эшелоном, откатились назад по железнодорожному полотну, а частью вместе с орудиями сосредоточились на флангах. В итоге возле головного паровоза остались только четыре десятка добровольцев, в основном отчаянные сорвиголовы, кому в этой жизни терять нечего.
Прошло десять минут, и перед нами появился противник. Впереди «Коммунар», а за ним эшелон с пехотой.
Остановка. Враг насторожен, и не понимает, что на встречных путях делает еще один паровоз и десяток вагонов, а затем вперед выдвигается разведка. Однако ее встречают огоньком из полутора десятков ручных пулеметов, и она откатывается назад. После чего головное орудие «Коммунара» делает выстрел, и в ста метрах от железнодорожных путей взлетает к небесам огромный ком земли. Больше выстрелов не было. Большевики решили не рисковать повреждением путей, и перешли в наземную атаку.
Из следующего за «Коммунаром» эшелона появилась пехота и густыми нестройными цепями устремилась вперед. А поскольку мы этого ожидали, в лоб красных встретили пулеметы, а с флангов ударила артиллерия.
Героев среди большевиков оказалось мало. Идущие в наступление дербентцы откатились назад, а в сторону нашего эшелона, стреляя из орудий по обе стороны своего пути, покатил бронепоезд. Одарюк надеялся пробить себе путь контрольной платформой и выдавить эшелон дальше по колее. Однако три трехдюймовки и гаубица не дали ему этого сделать. Наши снаряды рвались вблизи «Коммунара» и красный начальник Кавказского отдела решил временно отступить назад в хутор Романовский.
Поступил Одарюк разумно, и мысль его была ясна. Он хотел подтянуть резервы и снова атаковать. Вот только возвращаться ему было некуда. Стремительным наскоком большой хутор Романовский уже был взят восставшими казаками, а железнодорожные пути оказались заблокированы подорванным рельсовым полотном. Как итог, в чистом поле бронепоезд и эшелон. Делай, что хочешь, товарищ Одарюк, а более чем четыре версты железнодорожного полотна ты не контролируешь. Имелся ли для комиссара Кавказского отдела хоть какой-то достойный выход из этой ситуации? Нет, его не было. И все потому, что он находился на враждебной для себя территории, а ближайшие части Красной Гвардии, не знавшие, о его бедственном положении, от него далеко.
Бронепоезд замер на месте и, пытаясь нащупать опасную для него гаубицу, только лениво постреливал из двух орудий. Как мы узнали позже, боевые расчеты других орудий и пулеметов в это время митинговали вместе с уцелевшими дербентцами решали, что делать дальше. Солдаты и экипаж бронепоезда были склонны к тому, чтобы вступить с нами в переговоры. Но власть комиссара все еще была сильна, и он, толкнув зажигательную речь, убедил бойцов в необходимости еще одной атаки, и направляться она должна на наши спрятанные в балках орудия.