— Нет. Когда бы я успел?
— Ну зайди, — в голосе Зимина послышалось нетерпение.
Морозов, ожидавший участия или хотя бы понимания, увидел, что его подстегнули, как лошадь.
Он опустил трубку. Вошел Тимохин, он был во второй смене.
— Привет.
— Здоров.
«А при чем газета?» — подумал Морозов.
От Тимохина веяло спокойствием. Он был в летнем светло-сером костюме и в темных очках.
— Ты похож на итальянского мафиози, — пришло в голову Морозову. — Куда-то вечером идешь?
— Иду в одно место, — кивнул Тимохин. — Здесь все в порядке?
«Ах, ну конечно! — вспомнил Константин. — Сегодня напечатали статью Дятлова…»
— В каком там порядке! — бросил он. — Рубим породу. Прослойка.
Тимохин снова кивнул, точно посочувствовал.
Они поглядели друг на друга, и Морозов пошел к начальнику шахты.
Действительно, в газете был большой репортаж «В шахте с аквалангом». О Морозове там говорилось немного и довольно сдержанно, что тот «способный, судя по всему, организатор, недавно принявший руководство добычным участком». Но даже эта скороговорка с неопределенным «судя по всему» вызвала зависть Зимина. Прочитав репортаж до последней строчки, он не запомнил никаких других фамилий «необыкновенных людей, подводников», а только уловил суть дела и то, что в этом горячем уникальном деле участвовал его подчиненный. Зависть родилась как будто в виде запоздалого беспокойства из-за случившегося риска. «Я ему доверил участок, а он ведет себя как мальчишка» — вот была первая мысль Зимина.
Он пососал леденец, вспомнил свои мечты о славе, и вдруг невольно мелькнуло: «Молодец!» Мальчишка шел к цели, не сворачивая. Разве не молодец? Газета ясно писала, что за такое дело можно представить к правительственной награде.
Зимин прижал клавишу переговорного устройства.
— Газету читал? — спросил он Халдеева.
— А что? — ответил Кивало.
— Загляни на минутку.
Халдеев вошел, очки блестели, и лицо казалось непроницаемым.
«Боится нагоняя», — насмешливо отметил начальник шахты.
— Вызывали, Сергей Максимович? — приостанавливаясь и наклоняя лобастую голову, спросил Халдеев.
— Да, вызывал, — сказал Зимин. — Что за манера спрашивать об очевидных вещах?
Кивало молчал, глядя прямо в глаза.
Зимин подождал и стал говорить дальше, не оставив язвительного тона:
— Помнится, ты возражал, когда я хотел назначить Морозова? На вот, почитай!
Халдеев сел к приставному столу и положил перед собой газету. Он читал медленно и настороженно.
— М-да, — произнес он, закончив. — Интересно…
— Что интересного? — спросил Зимин.
— Да все, — Халдеев сделал рукой округлый жест. — Но зачем это им нужно?
И Зимину сделалось невыносимо скучно. Не зная, для чего он вызвал главного инженера, и испытывая внутреннюю неосознанную потребность укрепить свое чувство одобрения и избавиться от зависти к Морозову, Зимин вдруг столкнулся с пустотой. Халдеев был лишь оболочкой, скрывающей пустоту какого-то универсального общего приема. Наверное, поэтому он не ходил в гости и говорил только о совершенно безликих предметах — о производстве, о своем умении готовить вареники, о спортивных телепередачах. Но всегда он был удобен.
Зимин, не встретив даже проблеска живого чувства, понял, что ждал от Халдеева неисполнимого чуда. Тому было бы легче претерпеть физическую нагрузку, отработать целые сутки в шахте или высидеть многочасовое совещание, чем самостоятельно шагнуть на незнакомую дорогу. И, поняв это, Зимин заговорил общепринятым языком.
— А как думаешь, что скажут по поводу статьи в тресте? — спросил он, не называя ни фамилии Морозова, ни его связи с шахтой, ибо такие тонкости Халдеев улавливал мгновенно.
— Ничего особенного, — уверенно вымолвил главный инженер. — Могут даже не заметить. Вот если бы критиковали, тогда другое дело. А так — ну вроде детектив. Прочитал и забыл.
— Угу, — с досадой промычал Зимин.
— Нет, ничего страшного, — успокоил Халдеев. — Ну разве Рымкевич пошутит по этому поводу. Мол, детские забавы…
— Эх, бюрократ, бюрократ! — воскликнул Зимин. — Люди подвиг совершили, а ты думаешь, как бы из этого чего-нибудь не вышло!.. Подготовь приказ. Объявить Морозову благодарность.
Мысль о благодарности проскочила ни с того ни с сего, словно назло Кивале. И Зимин сразу увидел, насколько он благороднее и выше Халдеева. Ему стало приятно.