«Надо скорее бежать к Вере», — промелькнуло у Кости.
— Иди сюда! — строго сказал ему отец. — Мать дело говорит: сперва поужинай.
— Меня ждет товарищ, — угрюмо произнес Костя.
— Ты попроси папу, — сказала бабушка. — Попроси, Костик. Он тебя отпустит.
Она подсказывала ему выход, и отец с надеждой улыбнулся, глядя на сына своими виноватыми глазами.
Костя молчал.
— Попроси, Костик, — повторила бабушка.
Возможность примирения уже витала в комнате, и все смотрели на Костю, объединенные наконец-то одним желанием.
Прерывисто жужжала севшая на липучку муха.
Костя медленно подошел к столу, сел и опустил на колени газетный сверток. «Крокодил!» — подумал он об отце.
Семья ужинала в молчании, лишь слышался стук вилок и гневное жевание деда.
«Она уже ушла, — сказал себе Костя. — Завтра она уезжает».
— Спасибо, я уже наелся, — тихо произнес он.
Мать вздохнула, выразительно поглядела на Петра Григорьевича и покачала головой.
— Ну иди, — поспешно сказала бабушка.
— Постой, — вымолвил отец.
— Ничего, иди-иди, — улыбнулась бабушка. — Я здесь главная.
— У Константина есть родители! — заметила мать.
Однако Костя не слышал остального разговора, он вылетел из комнаты.
Он испытывал унижение и тоску. Он жаждал освободиться от всех. От родителей, Старобельска, своей беспомощности.
Он мчался навстречу своей прекрасной несвободе по имени Вера, невысокой, сероглазой, в льняном платье с малиновой вышивкой на груди. Бежал, переходил на шаг, снова бежал, и по песчаной пыли, устилающей улицу, летела длинная легкая тень.
…В дверь позвонили, Морозов открыл не спрашивая, увидел Людмилу.
— К нам едет ревизор! — засмеялась она безмятежно, целуя его в щеку. — Сейчас поедем за город… Прекрасное общество, оригинальные люди, незачем тебе киснуть, связи, пора выходить в люди, где твой светлый костюм, не смотри на меня букой, не люблю, когда так смотришь…
Она захлопнула дверь и, не переставая говорить, повернула Морозова, подтолкнула его в спину и привела в комнату к платяному шкафу.
— Прими душ, уже успел? Умойся и причешись, внизу машина, ты какой-то сонный, я без тебя отказалась ехать, а тебе, я вижу, это безразлично, странный мужчина, на работе нормально?
Людмила выхватила из шкафа плечики с костюмом и кинула на спинку стула.
— Я никуда не поеду, — сказал Морозов.
— Бесстыдник, он не поедет! Это твой золотой шанс после «Ихтиандра», — она расстегивала на нем рубаху, и от нее исходило что-то волнующее.
Морозов хотел оттолкнуть Людмилу, но она поймала его руку, расстегнула манжету и взялась за вторую.
— Все равно поедешь без меня, — сказал он. — Не будешь же меня силком тащить.
— И потащу! — ответила она. — Не сомневайся.
— Я не… — начал Морозов.
— Не поедешь? Уже слышала. Скажи что-нибудь новое. Брюки наденешь самостоятельно?.. О, это что за фотка? — Людмила заметила на столе разорванную фотографию, сложила половинки. — А, Верочка!.. Между прочим, она может быть на той даче.
— На какой даче?
— Той, куда мы собирались, бесстыдник окаянный! — Она оставила фотографию и, не обнаружив беспокойства и ревности, снова принялась подгонять своего милого: — Скорее, ждут, она приехала, у нее мать заболела.
— У кого заболела?
— У Верочки, у кого же еще, я встретила Сережу Литвина, она лежит у них в клинике с опухолью, говорят, доброкачественная.
Морозов внимательно смотрел на нее.
Вера в льняном платье с малиновой вышивкой на груди.
На Людмиле такое же простое льняное платье с красной вышивкой на груди, и Морозов внимательно глядел на нее, не понимая, почему маленькая разница в оттенках цвета угнетает его.
— Сказать, о чем ты думаешь? — спросила Людмила.
— Почему ты надела это платье?
— Платье как платье, лен в моде. Ну сказать, о чем ты думаешь?
— Скажи…
Она, конечно, не могла знать, во что тогда была одета Вера, но совпадение было нехорошее. Если оно и могло что-либо символизировать, то лишь то, что прошло много времени от прежнего до нынешнего Морозова.
— Ты думаешь, зачем к тебе привязалась одна особа, как от нее избавиться, верно? — Людмила погладила его по щеке своей длинной узкой ладонью, сладко пахнущей французским мылом «Люкс», и легко шлепнула по его щеке. — У, бука Морозов! Я так и знала, что ты не поедешь!
— Не то настроение, Мила, — сказал Константин. — Не обижайся.
— Какие глупости! — легко вымолвила она. — Погоди, я сейчас тебя быстренько просвещу, чтобы ты раз и навсегда понял, что есть современная жизнь. Я сейчас…