– У нас сегодня будут гости? – подняла на него глаза.
– Конечно. Вам сказал про них тар Хонгар? – улыбнулся он в ответ.
– Да, – серьезно кивнула я, – а почему он знал про гостей, а мы – нет?
– Потому, что ему положено это знать по роду своей должности. А вы ещё дети. Вот немного подрастете и тоже будете в курсе всего происходящего, – широко улыбнулся он, подмигнул и тут же став серьезным, начал рассказывать: – Вначале мы проведём обряд твоего входа в род. А потом отпразднуем это событие. К нам пожалует друг семьи тар Менельшир Арауф с женой и дочерью Белегестой, – и кивнув на ребят, добавил: – Вот Намир с ней знаком.
Я бросила взгляд на брата, а он покраснел, потом побледнел и снова покраснел. Это было уже интересно, что за реакция на эту дочку? Наклонив голову к левому плечу, беззастенчиво разглядывала парня. Как интересноооо... И вот совсем я не любопытная Варвара, это просто мой брат и мне нужно всё про него знать. Надо будет поговорить с Намиром, перехватив заинтересованный взгляд Фильки, мы понимающе ухмыльнулись.
Вошедший Пуриш, отвлек наше внимание. Он что-то сказал маме на ухо и она засветилась радостной улыбкой, а потом обратилась ко мне:
– Лина, девочка моя, тебе доставили платье для праздника. После завтрака пойдём его смотреть, – столько любви и счастья было в её глазах, что у меня защемило сердце.
И как мне не хотелось пообщаться с Намиром, но сейчас мама была важнее. Я благодарно улыбнулась и закивала.
Размазывая какую-то кашу по тарелке и ожидая као с булочками и маслом, я поглядывала на брата. Он нервничал: ёрзал на стуле, уронил столовый прибор и чуть не разлил воду в фужере. Мне становилось всё любопытнее. Филя вёл себя, как обычно, с аппетитом уплетая завтрак и ничего вокруг не видя. Значит поведение брата связано с нашими гостями. Ну попал, братик. Ухмыляясь про себя, уже мысленно потирала руки.
Когда мы пришли в комнату, Хизра уже достала платье из коробки и повесила его на вешалку. Оно было великолепно. Без рукавов, с пышной юбкой, тончайшего, нежно фиалкового шёлка, по которому были пришиты неизвестные мне цветы, похожие на бело-розовые фиалки с нежно сиреневой сердцевинкой. К нему прилагался маленький венок из этих же цветов, украшенный жемчугом и маленькими прозрачными камешками, похожими на росу. У меня перехватило дыхание и, не совладав с эмоциями, повернулась к Лирен и обняла её, прошептав:
– Я люблю тебя!
Мы стояли обнявшись, переполняемые чувствами и с влажными глазами, когда услышали:
– Шикарное платье! А Намир не с вами? Я его после завтрака найти не могу.
Выглянув из-за Лирен, увидела Филеса, восхищённо рассматривающего мой наряд. Мама немного отстранилась от меня и тепло улыбаясь, прошептала: «Беги».
Намира мы нашли в его комнате. Он лихорадочно закапывался в свой гардероб, бухтя под нос что-то невразумительное.
– Ты чего ищешь? – удивился Филя.
– Одежду на праздник, – пропыхтел брат и, бросив задумчивый взгляд на него, добавил, – тебе бы тоже не мешало приодеться.
Вид у Фильки стал озадаченным, а я прошла в комнату, села в кресло, разгладив юбку и категоричным тоном потребовала:
– Рассказывай.
Филес, что-то поняв для себя, уселся рядом со мной с говорящим видом, что никуда не уйдёт.
– Что? – заюлил брат, вылезая из гардероба.
И если бы не его бегающие глазки, то мы, может быть и поверили бы ему, что говорить не о чем.
– Ну например кто эти гости и кто такая Белегеста, – брат переменился в лице. А Филес притих.
– Это папин помощник со своей женой и дочерью. Они к нам приезжали несколько раз, – и глаза такие честные, честные.
– Это не всё. Что ты ещё забыл сказать? – продолжала требовательно выспрашивать я.
– Ничего, – он пожал плечами и сделал честнейшую моську, которая, впрочем, совершенно меня не обманула.
Поэтому спрыгнув с дивана, я начала его тормошить:
– Говори, говори, говори! – тут же подскочил Филька и мы в две руки стали щекотать Намира.
– Аааааха-ха-ха… отстаньте, – хохотал он, – что я должен вам сказать, что она мне нравится?
И тут же остановился, испуганно вытаращив глаза. А Филес изумлённо выдохнул:
– Влюбился! – и захихикал, а брат покраснел.
– Цыц! – и мой палец уперся в Фильку. – Ты чего смеёшься? Любить и влюбляться – это нормально.
– А ты откуда знаешь, малявка?
– Я, может и малявка, но понимаю, что тебя мама любила, и мама с папой друг друга тоже любили. Поэтому смеяться здесь не над чем. А вот помочь Намиру нужно. – И мы оба уставились на брата.
Он испуганно попятился от нас, видимо уж очень хищный и предвкушающий вид был у нас, или у меня?
– Вы чего?
А я озорно улыбнулась и пропела:
– Главное, чтобы костюмчик сидел, – оба на меня уставились, не понимая. – Ну что вы не поймёте, – всплеснула руками, – Намир должен так выглядеть, чтобы она не могла отвести от него глаз, (ну не пересказывать же им кино). Вызывай себе в помощь камердинера и готовься к приходу своей ненаглядной.
Они уставились на меня, а я закатила глаза:
– Любимой. Кстати, а чем ты решил ее покорить? Удивить? Как ты будешь ее развлекать?
– Я не знаю, – растерялся Намир, – а что, надо?
От такой наивности я закатила глаза. Ну, мальчишки, детский сад, штаны на лямках! Как так можно?
– Ты что, собирался стоять в сторонке, тихо вздыхать, краснея и бледнея? – я возмущенно уперла кулачки в бока. Брат сглотнул и кивнул, соглашаясь с моими словами. Вот ведь! Слов нет! Одни матерные, но я ведь приличная девочка, поэтому не выражаюсь! Надо брать всё в свои руки, итак!
– Во-первых, подаришь ей цветы. Все женщины любят цветы и предложишь прогуляться по парку. Поведешь её к ближней лавочке, там очень красиво, по дороге будешь развлекать смешными историями. А мы с Филей отнесём туда плед и чего-нибудь вкусного.
– А ты откуда это всё знаешь? – на меня подозрительно смотрели две пары глаз.
– Не знаю... – от неожиданного вопроса, я захлопала ресницами и тут же спохватилась, – не помню, но так будет правильно, – а что ещё могла им сказать? – Так, Намир, ты за камердинером. И наряжайся. А мы с Филей на кухню.
Взяла того за руку и потащила из комнаты.
Кухня – огромное помещение, светлое и просторное. А чистота похоже была стерильная. Мы с Филькой стояли разинув рот и завороженно разглядывая обстановку. Всё лежало, висело и стояло в определённом порядке, которого я не понимала. А ещё здесь шипело, шкворчало и булькало. А какие были ароматы! От всего этого великолепия я просто потерялась. Одной рукой крепко сжимала ладошку Филеса, а второй прижимала к себе своего игрушечного зайку. Все повара были заняты своими делами и на нас не обращали никакого внимания.
– Это кто же почтил честью мою вотчину? – вопрос застал нас врасплох.
Обернувшись, мы увидели крупную, полную женщину в светло-бежевом платье и косынкой на голове, повязанной сзади. В руке она держала огромный тесак с чем-то прилипшим к лезвию, похожим на мясо и в красных разводах. Увидев его, мы с Филесом непроизвольно прижались друг к другу и сделали шаг назад.
– Здравствуйте, – как-то одновременно и почему-то писклявыми голосами, поздоровались мы с ней.
– Ну, здравствуйте, молодые тар и тари. Чем могу вам помочь? – приветливо и ободряюще улыбнулась она, откладывая в сторону ножичек и вытирая руки. Улыбка у неё была мягкая, тёплая и располагала к себе и я просияла ей в ответ:
– Мы хотели с братом провести небольшой пикник в парке. Не сейчас, а ближе к вечеру. Можно ли нам что-нибудь будет взять с собой?
– Конечно, я вам всё приготовлю. Приходите, когда соберётесь отдохнуть, – поблагодарив её, мы тихонько, бочком выскользнули из кухни.
Уже во дворе Филька выдохнул и пожаловался:
– Ух какая, я такого страха натерпелся. Жуть.
А я стояла и улыбалась, понимая, что хочу подружиться с этой женщиной, чтобы иметь возможность хоть иногда есть свои любимые блинчики, да и много чего ещё.
Времени до обряда было предостаточно. Поэтому мы пошли просто побродить по парку. С южной стороны поместья находилась небольшая площадка с фонтанами и от неё веером расходились дорожки по всему парку. Мы шли по одной из них. Говорить ни о чём не хотелось. Филес ногой пинал небольшую гальку, а я прыгала то на одной ножке, то на другой. Пока в мою туфельку не попал маленький камешек и я не оступилась. Филес успел меня подхватить и охромевшую, отвел за пышные кусты, росшие возле дорожки. Там, усадив на травку, снял мою обувь, чтобы вытряхнуть песчинку, когда мы услышали, как кто-то идёт и то ли ругается, то ли спорит: