Конечно, шоферы отлично знают эти милые дорожные особенности. Ни одна машина не остановилась на мои отчаянные призывы. Никому не хотелось связываться с хлопотным, грязным делом да еще под холодным частым октябрьским дождем.
Я хлопнул дверцей, полный злобы и отчаяния, плюхнулся в кабину и стал громко проклинать дорогу и неблагодарный род людской. И вдруг я увидел, что заляпанная грязью полуторка, вспенив и взболтав огромную, с доброе болотце, лужу, остановилась подле.
«Курева, небось, сволочь, клянчить будет, — подумал я со злорадством, — Вот и остановился... Как же, дал я тебе... Накось, выкуси!..»
Из кабины полуторки вылез молоденький паренек в толстой ватной куртке, молча обошел машину, постучал каблуком по резине.
— Ну, лан-лан, чего-нибудь выдумаем, — сказал он. — Трос у меня есть...
У меня екнуло сердце. Я быстро выскочил из кабины, взял его за ватный локоть и повернул к себе лицом.
— Петька?!
Синие-синие Варькины глаза удивленно смотрели на меня из-под рыжеватых бровей.
Он не помнил меня. Совсем не помнил.