так невеста нужна, как ее приданое — «движимое и недвижимое
имущество». Извлекал из кармана «регистр», прилежно состав¬
ленный со слов свахи.
— Каменный двухэтажный дом.
Голос гремучий, гулкий, на басах — что рык медвежий.
Прочитав первую строку из регистра, Варламов подходил к
боковой стене и, напирая плечом, всей тушей своей наваливался
на нее: каменная ли? (В этот момент за кулисами четверо рабо¬
чих сцены поддерживали декорацию. Варламов мог обрушить ее.)
— Дом каменный двухэтажный — есть! Флигеля...
Став возле окна, смотрел во двор.
— Есть. Дрожки, сани парные с резьбой...
Искал глазами сарай во дворе и словно видел с высоты вто¬
рого этажа, сквозь железную крышу сарая дрожки да сани. И не¬
довольно бурчал:
— В лом годятся... Ложки серебряные, две дюжины.
Упирал взгляд в огромный дубовый шкаф и удовлетворенно
кивал головой: ложки, конечно, есть — две дюжины, серебря¬
ные.
Читал дальше по «регистру» про то, чего не могло быть в этой
комнате. Выходил вперед и сообщал свою мысль зрителям:
— Нужно все это проверить на деле. Теперь, пожалуй, обе¬
щают и домы, и экипажи, а как женишься...
Злой, недоверчивый, пристальный взор в публику. И сразу
наружу вся косматая душа нещадного корыстолюбца.
Когда в доме Агафьи Тихоновны собирались искатели ее ру¬
ки, варламовский Яичница разговаривал с ними небрежно, ронял
слова свысока — подбирай, мол, сам, кому надо. Чиновник не¬
большого звания, держался так, словно и губернатор ему не брат.
Сверх всякой меры полон тупого сознания своей значительности.
И говорил не «в сторону», как требует того авторская ремарка,
а прямо глядя на Жевакина, Анучкина, Старикова:
— ...Я пойду обсмотрю со двора дом и флигеля: если только
все как следует, так сего же вечера добьюсь дела. Эти женишки
(мерил глазами всех поочередно) мне не опасны. Народ что-то
больно жиденький. Таких невесты не любят.
И, убедившись в добротности «недвижимого», уверенный в
своей неотразимости, «сего же вечера» требовал ответа Агафьи
Тихоновны: «да или нет», «изъяснитесь». И гремел многотруб¬
ным голосом, будто не с невестой беседует, а распекает подчинен¬
ного коллежского регистратора, который провинился по службе и
должен быть выгнан взашей.
— Ух, прибьет, прибьет, — вскрикивала Агафья Тихоновна и
убегала.
А ведь с него станется, такой Яичница и впрямь прибьет, а
то и вовсе сживет со света.
Надут, нелеп, страшен. И смешон своей нелюдской громозд¬
костью, непомерным и несостоятельным величием, призрачной
силой, за которыми угадываются человеческое ничтожество, мел¬
кота побуждений, убогая нищета духа. Смешное в этом несоответ¬
ствии внешнего и внутреннего. Внушительного вида глыба —
всего только пустотелый пузырь. Его — первого из женихов
Агафьи Тихоновны — сдувает. От одного обманного слова Ночка-
рева.
Что невеста — дура, что «за ней водится дурь с самого сыз¬
мала», не тревожит Яичницу. Наоборот, Варламов улыбался, ус¬
лышав эти слова, улыбался в первый и единственный раз.
— Дура тоже хорошо!
И на короткое мгновение Яичница, казалось, ясно представ¬
лял себе счастливую жизнь с женой-дурой, покорной, раболепно
почитающей превеликий разум богоданного супруга своего.
— Дура тоже хорошо... Выли бы статьи прибавочные в хоро¬
шем порядке.
Но Кочкарев уже не отступится: какие там «прибавочные
статьи»? И дом-то — одна слава, что каменный, «стены выведены
в один кирпич, а в середине всякая дрянь — мусор, щепки,
стружки».
Исчезла мгновенная блаженная улыбка. Варламов рычал ог¬
лушительным басом. Точь-в-точь — «генерал перед фрунтом».
Гремели бранные слова про сваху: оиа-де и бестия, и ведьма, и
старая подошва, хотела обмануть его, Яичницу! И тут Варламов
стучал кулачищем по столу .с такой силой, что казалось, оста¬
нутся на дубовой доске глубокие вмятины. Топал тяжелыми но¬
гами так, что половицы ходили ходуном. И, убираясь вон, никак