Редкий, опасный навык, я видел такое почти тысячу лет назад. Паладины всегда опирались на силу собственной веры, они на самом деле были чисты, если свет вообще можно приравнивать к чистоте. Мои главные противники после других повелителей демонов, мои непримиримые враги, которых я все же вынудил заключить со мной вечный мир, они несли в себе частичку благородства.
Но отец Симон был из другого теста, другого поля ягода. Поля, отравленного завистью и гневом, поля, которое живет в вечных сумерках, хотя сам отец Симон считал, что находится на острие копья, что держит его божество. Нет, это не так. Методы отца Симона были спорны, а способы, которыми он обретал силу, сомнительны даже по меркам Повелителей демонов. Мы либо предлагали прямой контракт, либо брали силой то, что нам нужно. Отец Симон же, как заправский вор-карманник, крался в тени, как волк в овечьей шкуре, с улыбкой на лице и с горящим взглядом нагло отбирал то, что клялся сохранить. Но что самое плохое — он искренне верил в собственные заблуждения, в собственную святость.
Таким людям нельзя давать чувствовать себя всесильными.
— Что же вы медлите, отец Симон? Я же чувствую, что вы все это время возносите безмолвные молитвы своему богу. Обрушьте же на меня его Гнев, закончите все одним махом. И Мибензит станет вашим, — улыбнулся я проповеднику.
Удар Симона был воистину сокрушающим. Святой отец в мгновение ока сорвался с места, а его сухой кулак окутало пламя.
Паладины напитывают светом и пламенем свои молоты, мечи и копья. Аколиты призывают небесный огонь. И только истовые фанатики могут сами становится пламенем, вызывая свет буквально из пустоты. Неопаляемых в истории было не так и много, это редкий дар бога Света, который позволяет не бояться силы пламени и света, буквально превращать самого себя в оружие.
И отец Симон овладел этим навыком. Его вера на самом деле была непоколебима.
Пылающий белым пламенем кулак Симона ударил меня в мою грудь с такой силой, что плащ и куртку едва не разорвало на части еще до того, как пламя стало жадно пожирать ткань и кожу моей одежды. Почти сразу же после этого Симон попытался нанести еще один удар, на этот раз в голову, и уже это мне пришлось блокировать, поднимая вверх руку и прижимая к корпусу локоть.
Словно два деревенских мужика на осенней ярмарке, мы сошлись в кулачном бою. Я не собирался убивать святошу, как и не планировал его провоцировать, так что мой клинок и кинжал остались в цитадели.
Здесь не было ничего такого, с чем бы я не смог справиться голыми руками.
Святоша же показал немалую прыть и опыт в бою на кулаках. Я сразу почувствовал, что он привык драться без правил, драться насмерть. Каждый удар пламенного кулака Симона прожигал в моей одежде дыру, каждый взмах руки имел лишь одну цель.
Убить.
Он атаковал яростно, почти неистово. С нечеловеческой скоростью этот сухой словно хворост человек раз за разом пытался пробиться через мою оборону. Каждое касание Симона отдавалось в моем теле гулом, печати на ладонях резко потемнели, а сам я чувствовал, как демоны внутри меня рвут и мечут, бьются, требуют выпустить их и дать реальный бой наглому святоше.
Кулачный бой, забава простолюдинов, потеха для черни. Я много лет не касался голой рукой тела другого человека, но мои навыки мечника позволяли мне уверенно стоять на ногах и двигаться соизмеримо скорости святого отца. Большинство ударов я просто блокировал, от прямых выпадов в голову — уклонялся. Когда же я впервые нанес ответный удар, вложив в нее кроху своей силы, отец Симон, к моему удивлению, даже не шелохнулся.
— Я изгоню тебя! Я не позволю тебе порочить души людей! — прокричал фанатик, окутывая себя по пояс белым пламенем и сжигая одежды.
Бой принял совершенно иной характер. Я бил по отцу Симону, вкладывая в удары все больше и больше магической силы, он же, отбрасываемый назад, будто бы не замечал их, только шел и шел вперед, пытаясь дотянуться до меня, заставляя кружиться по всему храму. Даже если бы я сейчас бросил в лицо этому фанатику сгусток чистой магической силы, он бы просто утерся, словно это не прожигающая плоть тьма, а простая вода.
Но он все же не понимал, насколько силы не равны.
Когда Симон в очередной раз бросился в атаку, полностью уверенный в своей неуязвимости, я выставил перед собой блок, а правую руку отвел назад. А после, принимая удар на выставленный локоть, ударил фанатика открытой ладонью прямо в сердце.
Касание напитанной тьмой печати и святого пламени привели к взрыву, который отбросил нас двоих по разные концы храма. Я, стараясь удержаться на ногах, частично призвал демонов, и огромной когтистой лапой вонзился в каменный пол храма. Отец Симон отлетел к противоположной с такой силой, что камень за его спиной пошел мелкими трещинами. На секунду святоша превратился в тряпичную куклу, прибитую к стене невидимыми гвоздями, его пламя угасло, а сам он через мгновение рухнул на колени, сплевывая кровь.