Пастырь покривился, тщательно уместил в прицеле чёрную спину вожака и дал очередь.
Пули сыпанули рядом с «Ханом», брызнули в луже чуть впереди. Поджимая хвосты, стая рванула бегом. Кое-как поковылял за ними тот, с перебитой лапой. А вожак лишь оглянулся на человека и чуть-чуть прибавил скорости.
А Пастырю почему-то очень важно стало убить эту псину. И он снова нажал на спуск. Автомат дёрнулся единственным выстрелом и стыдливо затих. Всё, пусто.
– Ну точно, заговорённый, сучёныш! – проворчал пастырь, качая головой и отстёгивая пустой магазин.
– Здоро́во, мужик! – окликнули сзади. – Охотишься?
Он обернулся, торопливо пристёгивая рожок.
– Тише, тише! – осадили его.
Два бородатых, как фидели кастро, и худых мужика вальяжно привалились к углу магазина «Наташа», в пятнадцати метрах дальше. Два автоматных ствола сыто жмурились на варнака. Видать, бродили где-то поблизости мужички и пришли на выстрелы.
Ношеная-переношеная изорванная хаки, берцы, «калаши» наготове, сидоры за спинами. А из-под курток выглядывают броники. Лёгкие, но всё равно – серьёзно мужики по жизни идут. Похожи друг на друга – ну не как две капли, но очень похожи, – братья, видать.
Пастырь одним медленным движением переправил автомат за спину.
Мужики неспешно приблизились, хозяйственно поигрывая улыбочками превосходства. Не местные, однако, сразу видно.
– Это что за городище, дружище? – спросил один.
А то ты, дружище, не знаешь… Типа, ни одного указателя не видел? Ну если только со стороны совхоза вы пришли или через сады…
Второй неспешно подошёл, снял с варнакова плеча оружие. Быстро обыскал, извлёк из петли «макара», повыдёргивал из карманов магазины.
– Михайловск это, – ответил Пастырь, стремительно соображая, как будет выкручиваться.
Спрашивающий присвистнул.
– Ничего мы так завернули, – бросил он напарнику.
– А я тебе говорил! – огрызнулся тот. – Через Кустово нужно было идти, б***.
– Да ладно… Слышь, охотник, что тут у вас? Живых много?
– Да почти никого, – пожал плечами Пастырь. – А вы издалека, мужики?
– Издалека, – небрежно отозвался второй. – Почти, значит?.. А красных дохрена?
– А я их считал? – пожал плечами варнак. И видя, как сузились глаза бородатого, добавил повежливей: – Так-то их не видать сейчас на улицах. По домам подыхают, если есть.
– А кто ж тебе так рожу-то поправил, болезный? Из твоего уха можно холодца наварить на роту бойцов.
– Да были тут лихие ребята, – нахмурился Пастырь, невольно притронувшись к распухшему уху.
«На роту бойцов», говоришь?.. Показательно, показательно… И где же нынче твоя рота?
Только бы Стрекоза не явилась. Стрельба утихла; решит девка выйти посмотреть, чем кончилось…
– Ты с кем тут? – насторожился первый, перехватив, наверное, беспокойный взгляд варнака.
– Да ни с кем, – пожал плечами Пастырь. – Один.
– Ну всё, вроде, – кивнул второй, закончив выворачивать варнаковы карманы.
– А чего тут ошиваешься-то? – вопросил первый, поведя стволом.
Зубы заговаривает, козёл, – с тоской подумал Пастырь. – Сейчас начну отвечать, и – пальнёт.
– Чего молчишь, болезный? – улыбнулся мужик.
А может, не пальнёт? Какой им смысл убивать просто так, боезапас изводить. Пастырь для них не опасен сейчас всё равно.
– Боюсь, – отозвался он, лихорадочно соображая, как выходить из ситуации. – Орда рядом.
– Какая орда? – обеспокоенно произнёс второй, озираясь.
– Мужиков не меньше дюжины. Звери. Стволы, гранаты… Кое-как от них ушёл, а тут – собачки.
Братья переглянулись.
И в этот момент со стороны Чкалова высыпали гурьбой пионеры, человек восемь-десять. Явились, видать, на пальбу. Впереди скалился Меченый. Мелькнули знакомые лица Куцего и Тохи.
– Ни х*** себе! – крикнул мужик, повернувшись на шум.
Только что и успел. Пионеры лупанули сразу со всех стволов, не стали ни фамилию спрашивать, ни пароль-отзыв. Пули ударили в мужика стаей, слетелись на него, как во́роны – исклевали, изорвали в хлам куртку, своротили нос, вскрыли горло.
Пастырь вовремя прыгнул в сторону, повалился на тротуар, кувыркнулся и покатился до ближайшего крыльца, ожидая, что вот сейчас ударят и по нему. Краем глаза увидел как присел второй и дал по пионерам одну короткую очередь, вторую. Упал кто-то из пацанов. Кто-то закричал от боли.
Увидел перекосившееся лицо Меченого, который, кусая губу, торопился заменить магазин, а ничего у него не получалось второпях. Просуетился юнец, попал под следующую строчку мужика, повалился на разбитый асфальт, сворачиваясь калачиком. Мужик воспользовался лёгкой оторопью среди пионеров, рванул бежать по Первомайской. Да только куда убежишь с тридцати метров от пяти стволов, хотя бы и в детских руках… Споткнулся, выгнулся спиной, впитывая в себя свинец, и повалился, ткнулся лицом в лужу.
Пастырь медлить не стал. Прыгнул в разбитую витрину какого-то магазинчика. Перекатился через прилавок и шмыгнул в подсобку. Хорошо, что после разграбления забегаловка была пуста, а все двери или выбиты или распахнуты настежь.
Опрометью пронёсся по тесному коридорчику и выскочил во двор. Надежда была на то, что никто за ним сейчас не побежит. Остудятся пацаны смертью Меченого, столпятся сейчас возле него – нового своего командира. Будут совещаться, что за мужики явились, откуда взялись и нет ли их ещё поблизости; рассматривать и обыскивать трупы. Уж точно не до Пастыря им будет.
Оружия никакого не стало, это очень плохо. Без оружия в этом городе – как голому в ресторане.
Плохо и то, что пацанва полезла из своего логова в город. Это Меченого работа… Меченого больше нет. Что теперь будет делать шпана?
Уже подкрадываясь к углу, чтобы тихонько выглянуть, увидел, как вышла из своего подъезда Стрекоза. Замахал ей руками, чтобы не высовывалась. Она кивнула, шмыгнула обратно.
Выглянув, увидел как пацаны собирают оружие – отстёгивают от автоматов магазины. Эх, хоть бы один оставили, ироды!
Только минут через двадцать, когда пацаны притихшей стайкой удалились по Вокзальной в сторону стеклозавода и скрылись из виду, Пастырь позвал Стрекозу.
Присел над трупом мужика. Карманы были вывернуты, валялись возле тела пустая пачка «Примы», рассыпанная стопка никому давно не нужных тысячных и пятитысячных купюр, ментовское удостоверение. «Крол Викентий Александрович» – прочитал Пастырь. Старший прапорщик отдельной роты патрульно-постовой службы милиции.
Насобирал ты, братец Кролик, денежек!.. Сотни полторы-две тысяч в пачке, не меньше. На кой? Впрочем, да, понятно, ты же не знал, что Хан отменил старый мир. Теперь, вот, и тебя самого отменили.
Подобрал автомат, дошёл до второго трупа. История та же: деньги, удостоверение на имя Крола Станислава Александровича. И ни одного патрона не оставили пионеры.
– Дя Петь! – позвала Стрекоза.
Присев над телом одного из пацанов, махала руками: быстрей! Пастырь в несколько прыжков оказался рядом, склонился над пионером. Неизвестный ему пацан, лет двенадцати-тринадцати, ещё дышал. Бросили дружки своего однополчанина полуживым и ушли. Во как…
Рядом, подбитой птицей, раскинув руки-крылья, лежал «прокурор» Куцый. В стороне скрючился, свернулся калачом Меченый.
Пацан был без сознания, дышал тяжело и с хрипом, пуская кровавые пузыри. На грязной рубахе, на животе и груди, расплылось по здоровому пятну крови.
Пастырь скрипнул зубами, покачал головой.
– Ничего не сделаешь, Оль, – сказал. – Умирает он.
– Да? – неожиданно легко произнесла она. И смотрела на пацана как будто с любопытством даже. То ли умирающих не видела сроду…
– Пойдём, – кивнул он ей, поднимаясь.
– А его что ж, так бросим? – подняла она глаза.
– Ему ничем не поможешь, – пожал плечами варнак.