...Патрульный полет Баева и Човницкого, продолжавшийся в течение часа, в районе Эберсвальде 24 апреля 1945 года.
- Когда мы возвращались на аэродром, нас атаковали четыре "фокке-вульфа". Горючее было на исходе. Мы не могли вступить с "ими в бой и поэтому только дали по ним короткую очередь. Их было четверо - нас двое. Мы никак не могли от них оторваться - "фокке-вульфы" отрезали нам путь на аэродром, и в результате мы оказались над Берлином. Мало того что "фокке-вульфы" висели у нас на хвосте, - зенитки с земли тоже дали нам жару. Только возле Франкфурта лам удалось оторваться от фашистских самолетов, и мы дотянули до своего аэродрома буквально на последних каплях бензина. Ну и досталось же нам тогда!..
...Разведка над Берлином в паре с Човницким 27 апреля 1945 года.
- В воздухе стоял такой дым, что нам нечем было дышать. Мы вынуждены были через каждые пять минут отлетать в сторону от города, чтобы глотнуть свежего воздуха. Дым был настолько плотный, что в нескольких метрах уже ничего ее было видно, и нам пришлось прямо-таки играть в прятки с "мессершмиттами" и "фокке-вульфами". Они то и дело выскакивали из клубов дыма и давали по нас очередь. С тыла, с боков, сверху, снизу - мы поминутно отбивали их неожиданные атаки или же атаковали сами. Может быть, эта воздушная разведка над берлинским пеклом и не была такой уж опасной, но лично меня она совершенно измотала...
Так скупо, буднично, будто речь шла о прогулке в горы или игре в бридж, рассказывал мне Баев о своих боевых вылетах.
Не удивительно поэтому, что из такого краткого рассказа читатель, конечно, не сможет себе представить, какое нервное напряжение летчики испытывали в этих полетах. Все это надо пережить самому...
...Капитан Хромы довольно долго и, как всегда, пристально смотрел на поручника Човницкого, но тот, казалось, этого не замечал. Он сидел, как бы раздумывая, стоит ли рассказать о том, что, по-видимому, волновало его в продолжение нашего разговора, и наконец сказал:
- По-моему, мы не о том говорим.
- Как это не о том? - спросил кто-то в темноте.
- При чем здесь "эффектность"? При чем здесь исход боя? Возьмите, например, случай с Госцюминским. Посудите сами, - обратился он ко мне, "эффектно" это или нет.
И тут я выслушал еще один эпизод, который привожу здесь почти дословно, ничего не приукрашивая. Мне кажется, что я должен был поместить его в этой книге хотя бы потому, что он рассказывает о гибели одного из тех, кто своей кровью и жизнью создал короткую, но героическую боевую историю полка "Варшава".
В этот день капитан Баев возглавлял звено истребителей, вылетевшее из Быдгощи на разведку района Хойнице - Щецинек. Баев летел в паре с Бобровским. Вторую пару составляли поручник Габис и подпоручник Госцюминский. 13 февраля погода была пасмурной; высота облачности - 800 метров; временами - снег. Неизвестно, по какой причине перед Хойнице Госцюминский отстал от своего ведущего на добрых 400 метров и не отвечал на его вызовы. Вероятно, у него отказала рация.
Вдруг из облаков вынырнули два "мессершмитта" и начали заходить Госцюминскому в хвост. По всей вероятности, он их не видел. Но зато их заметил Бобровский, который оглянулся, услышав, как Габис тщетно вызывает своего напарника. Бобровский сразу же предупредил по радио Госцюминского об опасности, но напрасно: голос Габиса слышали все, кроме того, кому она угрожала.
Габис развернулся на 180 градусов, набрал высоту и... увидел отставший "як", уже несшийся в смертельном пике к земле. Его преследовал "мессершмитт", который затем взмыл вверх и исчез в облаках. А между тем второй "мессершмитт", заметив нового противника, открыл по нему огонь. Габис ответил тем же и ввязался в короткую, ожесточенную схватку, из которой гитлеровец вышел сразу же, как только добрался до туч.
Почти минуту Габис подкарауливал его, а затем снизился над останками погибшего Госцюминского, простился с ним и полетел догонять первую пару.
- Вот вам и воздушный бой, в котором был сбит самолет. Но разве это бой? - сказал Човницкий, разводя руками. - Госцюминский даже не знал, что гибнет. Может быть, его сразила первая же очередь, и он умер еще до того, как врезался в землю.
Воцарилось молчание. Наверное, каждый из них думал, что и сам мог погибнуть подобным же образом.
Поздним вечером, возвращаясь домой, я вспомнил обо всех "неэффектных" полетах, о которых мне рассказали летчики "Варшавы". Все они не вместились бы в эту книжку, хотя каждый из них был крупинкой боевой истории полка и каждый оставил в чьей-то памяти неизгладимый след.