Сидя в кабине своего "яка", хорунжий Човницкий время от времени поглядывал на землю, по которой стремительно скользили четыре распростертые тени "илов" 3-го штурмового полка. Вел звено Герой Советского Союза поручник Китаев. Опытный летчик, всегда пренебрегавший опасностью, он как будто был уверен, что из любой переделки выйдет целым и невредимым. Недаром про него говорили, что его и пуля не берет.
Горбатые "илы", прозванные немцами "черной смертью", идут тесным строем и поблескивают на солнце выпуклыми стеклами своих кабин. Над ними самолет подполковника Талдыкина, который летит в паре с хорунжим Габисом, а еще выше, метрах в двухстах правее, - хорунжий Човницкий в паре с поручником Баевым. Човницкий должен прикрывать Баева в случае внезапной атаки. Легко сказать прикрывать Баева. Ведь Баев - опытный воздушный ас, хотя ему двадцать шесть лет и он старше Човницкого всего лишь на пять лет! Он уже совершил немало боевых вылетов, а молоденький летчик летит с ним в паре на первое в своей жизни боевое задание.
Човницкий всматривается в небо. Тонкий слой облаков с частыми голубыми просветами тянется на высоте 2500 метров. Солнечные лучи, словно через кружевной занавес, проникают сквозь облака и рассеиваются в слегка прозрачной, почти опаловой туманной дали. Солнце совсем не светит, но в его лучах расстояние скрадывается и контуры предметов расплываются в мутноватой дымке. В этом рассеянном свете светло-серые силуэты истребителей противника легко могут ускользнуть от внимания летчика.
Но фашистские самолеты теперь редко появляются в воздухе, поэтому встреча с ними вряд ли состоится. Зато их противовоздушная оборона по-прежнему действует довольно четко.
Внизу, на перепаханной бомбами и снарядами земле, тянется линия железной дороги, видны полусгоревшие развалины станции Ласкажев. А впереди, вся в солнечных бликах, сверкает Висла. Штурмовики делают плавный разворот небольшое изменение курса вправо. Вслед за ним.и послушно поворачивает пара подполковника Талдыкина, затем - Баева.
Вдруг из-за строений, из траншей на левом берегу и с опушки леса вслед самолетам понеслись розовые и зеленоватые бусинки, огненные строчки.
До сознания молодого летчика только теперь доходит: огонь зенитных батарей! Човницкий внезапно осознает, что это снаряды, что достаточно даже одного из "их, чтобы остановить мотор, зажечь баки, убить...
- Внимание, Човницкий!
Это Баев предостерегает его по радио. Машина ведущего, слегка накренившись, скользит вниз, а затем резко взмывает вверх. В том месте, где секунду назад был самолет Баева, расцветают облака разрывов.
С земли снова срывается огненный рой и устремляется вверх.
Човницкий тут же бросает самолет на крыло, вниз... вверх! Инстинкт действует быстрее, чем разум. Снаряды проносятся мимо.
- Молодец! - слышен в наушниках спокойный голос Баева. - Теперь понятно?
- Ну, это еще не так страшно, - говорит Човницкий. Говорит то, что действительно сейчас думает. И мысленно добавляет: "Прежде всего осмотрительность".
Они пролетают над Вислой, снижаются с небольшим отклонением к югу, и первая пара истребителей отделяется от группы еще больше влево: начинается поиск. Они летят между Магнушевом и Грабувом, потом дальше, на восток, вплоть до берегов Пилицы, и снова на юг и на север, заходя даже за Варку.
Тут и там видны многочисленные железнодорожные ветки и тупики, разбегающиеся по обе стороны от основной железнодорожной магистрали. Они ныряют в лес и там исчезают. И невозможно увидеть, что делается там, под раскидистыми кронами старых деревьев.
Самолеты еще раз поворачивают от Хынува и Дрвалева на юг, снижаются до четырехсотметровой высоты. Летчики пристально всматриваются в зеленый ковер леса, тянущегося по обе стороны железной дороги до самого Радома, в еле заметные нити лесных дорог и просек. Их взгляд как бы процеживает частую мелкую стежку железнодорожных шпал и задерживается на каждом подозрительном предмете. Они ищут...
Но даже с этой опасно малой высоты нельзя увидеть всего, что скрывает лес. И вдруг откуда-то из густого ельника, а возможно и с опушки соснового леса, где, казалось, ничего подозрительного быть не может, заговорили крупнокалиберные пулеметы, ударили зенитки. Огонь прекратился так же внезапно, как и начался. И снова все спокойно.
По шоссе, ведущему на Козенице, лениво клубится пыль. Бурым туманом поднимается она над деревьями, стелется между ними и резко обрывается сразу же за мостом через Радомку. Дальше шоссе поворачивает влево и взбирается на небольшую возвышенность. А железная дорога отклоняется вправо и уходит от шоссе.