— Сама ты шипучка! — фыркнула Кука. — Откуда ей здесь взяться? Это шампанское.
— Шампанское? — изумилась бывшая воспитанница монастырской школы, пившая этот напиток только на свадьбах да раза два в Париже. Всегда в минуту радости.
— Вот именно. Вот именно. Видимо, было необходимо врачам этого треклятого госпиталя, чтобы отмечать в офицерской столовой присвоение очередных званий. Пошли в ванную, надо откупорить бутылки.
— Там? В этом смраде? — снова удивилась Анна.
— А где? Скажи Новицкой, чтобы принесла все кружки и стаканы, какие есть в палатах. Я сама их вымою, раз ты такая чувствительная. А ты со своей силой будешь открывать бутылки. Поторопись.
— Но зачем? Зачем?
— Чтобы напоить раненых. Всех, кто упал или слез с койки, но не дополз до санитарных машин. Всех обиженных, обозленных. А заодно я им скажу, что армия «Лодзь» идет на выручку Варшаве.
— Но ведь это неправда…
— Почему? Разве не правда, что какие-то части идут к городу? Не важно — какие. Правда и то, что наши парни лежат здесь на койках, живые, а мы остались с ними, не сбежали. Шампанское подбодрит их и ошеломит, утешит, развеселит! Убедит, что они не одиноки, что еще не все потеряно. Поспеши.
И Анна, все еще недоумевая, начала вместе с Новицкой собирать кружки и чашки, стоявшие на тумбочках у кроватей. Раненые стонали, но внимательно следили за их движениями, словно надеясь, что случится чудо и каждый получит воды вволю, что грядут какие-то перемены… После пережитого кошмара эвакуации, от которого осталось чувство разочарования и заброшенности, любое обещание нового было искоркой надежды, проблеском утраченной веры.
В зловонной ванной, на розовом от крови полу, стреляли пробки. Без устали, как некогда в саду Ианна ле Бон, Анна напрягала мышцы и, зажимая бутылки между колен, открывала одну за другой. В какой-то момент Кука, разливающая с Новицкой пенящийся напиток в выщербленные кружки и стеклянные банки из-под горчицы, поднесла одну к губам Анны.
— Настоящее, французское. Охлажденное. Пей.
— Не хочу, — буркнула Анна, — я и без этого…
— Пей! — настаивала Кука. — После глотка шампанского работа пойдет быстрее. Да и раненых легче будет обманывать.
— Обманывать?
— Ну, подымать дух. Разве это не одно и то же?
Вместе они вступили во второй круг ада, неся на подносах кружки и чашки, полные благородного напитка. Кроме обгоревших, все подняли головы и уставились на белые подносы.
— Вода? — коротко спросил раненый капитан с седеющими волосами.
— Шампанское, — последовал столь же лаконичный ответ.
Капитан сдвинул брови, словно хотел отчитать Анну за неуместную шутку, и вдруг на лице его отразилось изумление. Как завороженный смотрел он на золотистую, пенящуюся жидкость, на опухшие, не очень чистые пальцы молодой женщины и на ее запачканный кровью халат. Наконец, уверовав в столь невероятное, но весьма приятное событие, свидетелем которого он оказался, капитан протянул руку и отыскал среди чашек и баночек из-под горчицы единственный настоящий стакан тонкого стекла.
— Пить так пить! Слушаюсь! — пробормотал капитан, и улыбка осветила его налитые кровью глаза, тронула спекшиеся от жара губы.
Кука встала посреди палаты и подняла руку, требуя внимания. Она хотела произнести пространную речь, но и ее охватило волнение.
— Сразу же после окончания эвакуации к воротам госпиталя подъехал генерал… — только и смогла сказать она.
— Настоящий генерал? — удивился кто-то из раненых.
— Самый что ни на есть настоящий. Он велел всем передать, чтобы не падали духом, так как или сегодня, или — самое позднее — завтра армия «Лодзь» будет в столице.
— Армия «Лодзь»? — послышался недоуменный шепот.
— Так сказал генерал.
— О, боже! Вот бы нам такого командира во время отступления…
— Или когда отъезжали наши санитарные машины.
— Хватит! — прервала раненых Кука. — Не будем ничего вспоминать, и упрекать никого не надо. Пьем шампанское. Все! Кому можно проглотить хоть каплю, пейте за борьбу до победного конца. За оборону города! За Варшаву!
Она подняла свою чашку, и палата вдруг затихла. Эта улыбающаяся девушка, пьющая шампанское, и те две, которые поили шампанским самых слабых, с трудом приподнимавших головы, этот тост за Варшаву, покинутую в дикой панике персоналом госпиталя и в то же время не забытую армией «Лодзь», — все это было похоже на сон, хороший, укрепляющий сон, в который вскоре можно будет погрузиться. А пока надо еще немного порадоваться жизни, возвращающейся с каждой каплей пенящегося вина, с верой в завтрашний день…