Покинув мрачные залы Уяздовского замка еще до прибытия в Варшаву немецкого гарнизона и военной администрации, Анна сразу, не осознавая того, связала себя с подпольем. Тогда она еще не знала, что с этого момента ее повседневная жизнь станет лишь ширмой, временной оболочкой, а все важное и существенное будет происходить втайне от чужих глаз.
На Хожую Анна пошла с Новицкой. Обе хотели вымыться, чтобы избавиться от запаха гари, и взять побольше гражданской одежды, в том числе и для подопечных Галины.
Превратившийся в мумию труп лошади по-прежнему лежал на пустой улице, но вокруг двух домов на углу Хожей и Познаньской все изменилось. Над воротами и на балконах висели огромные флаги со свастикой, в стоявших на тротуарах автомобилях за рулем сидели солдаты в военной форме.
Задохнувшись от неожиданности, девушки остановились в обгорелых воротах напротив.
— Что это значит? — спросила Новицкая.
— Немцы. Но откуда? Ведь войска еще не успели войти в город.
— А эти уже вошли. И пришли именно сюда, в ваш дом.
— Ничего не понимаю. Пойдем посмотрим. Кто-то ведь должен остаться в доме.
В воротах они наткнулись на пани Амброс, которая обрадовалась, увидев Анну, но тут же сердито затараторила:
— Все жильцы расползлись кто куда. Дом почти пустой, видать, поэтому… В каждой квартире немцы. Не простые, а какие-то важные офицеры. Приехали вчера, а сегодня дома уже не узнать. Поют, кричат. — Ее глаза округлились от возмущения. — Вечером привезли украденные из костелов свечи — огромные! И насильно притащили каких-то девушек. Конец света!
Дверь, которую Леонтина всегда запирала на цепочку, была распахнута. В углу коридора, на полу, валялись выброшенные из шкафов вещи и груда книг. Никого не встретив, Анна с Галиной прошли в столовую. Стол был уставлен бутылками, вскрытыми консервными банками, засыпан битым стеклом. Из трех ваз торчали большие алтарные свечи.
— Пасхальные, — шепнула Анна. — Здесь?
Окно эркера было разбито, и в комнате стоял пронизывающий холод.
— Никого. Пусто. Пошли дальше.
Анна вошла в коридор, ведущий на кухню. Здесь были комнатки Кристин ле Галль и Леонтины. Со сжавшимся сердцем она толкнула первую дверь.
На кровати Кристин кто-то лежал, повернувшись лицом к стене, укрывшись кучей одеял и пальто. И здесь окно было разбито, по комнате гулял ветер.
Анна подошла ближе и наклонилась над кроватью. Перед ней лежала пани Рената. Она спала с открытым ртом, волосы ее были белы от пыли — с виду старая, тяжело больная женщина. Видимо, сон ее был чуток, так как тут же она открыла глаза и спросила шепотом:
— Леонтина? Ты уже вернулась?
— Мама, это я, Анна.
Свекровь резко повернулась и, сбрасывая на пол одеяла, села на кровати.
— Ты здесь? С Адамом?
— Нет, он в госпитале. Я пришла вас проведать.
Пани Рената, как и пани Амброс, дала волю долго сдерживаемому гневу:
— Нечего сказать — вовремя! В квартире ни одного целого стекла, в гостиной — неразорвавшийся снаряд, а я… Столько дней одна, совершенно одна. Все меня бросили, пришлось самой защищать квартиру. Подумайте: реквизиция! Столько пустых комнат… Вошли, силой заняли все. Я плакала, просила. Разрешили мне остаться в этой клетушке и пользоваться черным ходом. Все остальное — только для них.
— Кто они, мама?
— Откуда я знаю? Очевидно, какой-то штаб. Во всяком случае, важные персоны. Леонтина говорит, оба дома украшены их флагами… Подумай, миллионный город, а они приехали именно сюда, на угол Познаньской и Хожей.
Анна вдруг вспомнила день, когда она стояла в воротах возле дымящегося котла с супом, а какой-то странный офицер в парадном мундире крутился около дома и заглядывал во двор. Спрашивал, прочные ли в доме своды. Что, если он присмотрел эти два дома и их судьба была решена уже тогда, за две недели до капитуляции?
— Мама, — спросила Анна, — где костюмы отца и Адама?
Пани Рената нахмурилась.
— Костюмы? Зачем они тебе?
— Мужчинам нужно снять мундиры. Павлу, Адаму и… Дунину.
— Не знаю никакого Дунина. А костюмы твоего мужа мы перевесили в стенной шкаф в коридоре, напротив моей двери. Только не забирай всего, что там найдешь. Отец должен не сегодня завтра вернуться.
— Будем надеяться. А мои платья? Там, где были? Или немцы их оттуда выбросили?
— Они не трогают дамских тряпок. По крайней мере пока.
— Пойдем, — Анна потянула за собой Новицкую, — возьмем и себе что-нибудь из теплых вещей.