— Что за удар! Если бы она была козлом, я попала бы точно посредине черепа, между рогами. А так ничего не случилось. Mon Dieu! До свадьбы заживет!
У ног Анны-Марии лежал теннисный мяч, а перед ней, в теннисных туфлях, с ракеткой в руке, стояла светловолосая женщина в белом платье. Глаза у нее были очень голубые, и вся она светилась искрящимся смехом.
Эльжбета подтолкнула подругу к ней.
— Буня! Вот это и есть Анна-Мария, живущая недалеко от Геранда в Бретани.
— А я чуть не отправила ее на тот свет! — рассмеялась прабабка и добавила уже по-французски: — Такой удар по голове иногда помогает. Как-то раз на меня упала черепица, вскочила огромная шишка, и с тех пор я лучше сплю, хотя недолго. Да и жалко на это тратить жизнь. Покажи лоб. Он только чуть-чуть покраснел. Боже! Что за глаза у этой девочки! Белки голубые, а зрачки почти черные. У людей с такими глазами прекрасное здоровье, но они часто бывают несчастными. И никто не знает почему. А ты? Ты счастлива, моя девочка?
— О, да! — через силу прошептала Анна-Мария.
Она чувствовала себя не только оглушенной — эти светлые, внимательно смотревшие на нее глаза притягивали, влекли ее к каким-то неизвестным берегам, как сардинку, попавшую в голубую сеть бретонского рыбака.
— Достойный ответ, — услышала девочка. — Так и надо отвечать слишком любопытным людям. Я спросила только потому, что хотела знать, как чувствует себя моя жертва. А сейчас пошли. Нас ждет неплохой полдник.
Она обняла Анну-Марию. Сеть затянулась вокруг нее еще сильнее; девочка чувствовала, как она плывет, плывет и наконец вплывает в самый узкий пролив между мальвами, раздвигая их зеленые колонны, на террасу дома, тоже называемого «Мальвой».
Святая Анна Орейская! Прабабка оказалась интересной. Такой же интересной, как самая лучшая из прочитанных книг.
Ни Адам, ни его мать не пришли на полдник, ибо у соседей проходил теннисный матч. Прабабка была тоже там и именно оттуда возвращалась с ракеткой в руке. Она принимала участие в соревновании старших возрастов и проиграла — как она говорила — из-за дряхлости партнера.
— Ему только что стукнуло семьдесят лет, а бегает будто столетний. Надеюсь не потерять форму до следующей встречи.
Оказалось, что такие матчи старейшин проходят только раз в пять лет, и Анна-Мария подумала, на какую это форму может рассчитывать восьмидесятилетняя женщина? Но в тот же момент услышала ответ.
— Мой прадед, — объясняла прабабка, накладывая себе на тарелку вторую порцию крема, — охотился до глубокой старости. Вместе с другими он пробирался сквозь сугробы, болота, продирался сквозь заросли. А потом у костра съедал огромные порции бигоса, подогревая себя старкой. Не знаю, говорила ли Эльжбета, что он умер так рано только потому, что упал с яблони? Захотелось ему на девяносто третьем году жизни сорвать какое-то особенно крупное яблоко для молодой женщины, приехавшей к нему с первым визитом после своей свадьбы. Говорят, она была красивой, а яблоко висело очень высоко. Ну он и полетел. Но теннис — это не лазание по фруктовым деревьям. Думаю, мне удастся побить его рекорд. О! Кого это к нам принесли попутные ветры?
Последний вопрос был задан паре, которая как раз появилась на пороге. Девушка была молодой и, кто знает, может, такой же красивой, как та женщина, ради которой так легкомысленно разбился прадед. Видимо, она была очень рассержена, потому что ответила почти невежливо:
— Адам не счел нужным сообщить мне, что он уже настолько здоров, что играет. Так вот… Так вот…
Девушка запнулась, но никто не стал ее расспрашивать, почему она так злится. А Эльжбета на обратном пути объяснила Анне-Марии, что Людвика немного влюблена в Адама, а мальчик, который с ней пришел, без ума от нее. Мама хотела бы, чтобы Людвика стала ее невесткой, но Адаму в данный момент больше нравится Ирена, дочь их ближайших соседей, но все это просто летние флирты, ибо в Варшаве их семьи живут далеко друг от друга и редко встречаются.
— А прабабка? Как она к этому относится? — спросила Анна-Мария.
— Ох, буня! Она говорит, что настоящая любовь бывает только раз в жизни. И что у Адама еще есть время. Как твоя голова? А то у тебя на лбу выросла шишка величиной со сливу.
Анне-Марии хотелось пожаловаться, ведь у нее болели даже волосы надо лбом, болели глаза и виски, но она мужественно сказала: