Она подняла ее вверх, выжав воду и стряхнув бегающих по ней паучков, повернулась в сторону берега, чтобы показать свою добычу хотя бы скалам, и неожиданно… Ее охватил безумный страх, она хотела крикнуть, но не смогла. У ног Анны-Марии лежало голубое полотнище воды, оно отрезало ее от далекого берега. Океан с левой стороны добрался уже до Пулигана, а с правой — до пляжа в Ла-Боле.
Не поверив своим глазам, она оглянулась вокруг. Но это был не мираж: вода, везде вода, вокруг нее, перед ней и за ней. Анна-Мария стояла на каком-то возвышении, на песчаном островке, на который сейчас со всех сторон надвигались волны. Они стремительно накатывались, и подводная отмель уменьшалась на глазах, вода уже лизала ее ноги. Вот оно как? Случилось самое страшное, о чем рассказывалось в бретонских сказках: девушку подхватил прилив, и разгневанное огромное море залило ее, поглотило, и она навсегда осталась на дне, коварном дне океана, превратившись в русалку.
— Нет! — крикнула Анна-Мария, но никто не мог услышать ее.
Холодный бриз с запада морщил поверхность воды, и она сразу же стала темной и грозной. Нарастал шум волн, подбирающихся к скалам, усиливался ветер. Анна-Мария должна была понять, что его порывы предвещают начало прилива, и если бы она час назад оглянулась, то сейчас не стояла бы на маленьком островке, посередине океана. С такого расстояния она даже не могла разглядеть, есть ли кто-нибудь на берегу и может ли со скал прийти на помощь.
Она почувствовала сильный удар сзади, выше колен. Волны шли все быстрее, между ней и линией горизонта уже шумела вода. Неужели она должна погибнуть такой странной смертью, погибнуть от собственного легкомыслия, из-за желания найти всего лишь одну грязную губку?
Новый удар по ногам, по бедрам. Ждать больше нечего, вода доходила до колен. Резким движением она сбросила в море шерстяной платок, перекрестилась и поплыла к берегу. Она находилась посредине полумесяца, а его рога — два едва видных мыса: Круазик и Ла-Боль, значит, там, где она стоит, глубоко. От страха в голову лезли дурные мысли: утонет, наверняка утонет. Анна-Мария не раз отплывала от скал, но только недалеко, и всегда хорошо видела их четкие контуры, даже цвет. А сейчас они ей казались сплошной изломанной линией гранита, от ужаса ее руки ослабли, в них не было той прежней силы и ловкости. Она перевернулась и долго лежала на спине, рассчитывая, что прилив выбросит ее на берег, как выбрасывал обломки разбитых лодок. Она немного отдохнула, но берег все еще был далеко. Солнце перекатилось на другую сторону неба; еще час — и оно утонет в море. Не вместе ли с ней?
Возможно, вода была ледяной, а может, она закоченела от сильного ветра, захлестываемая все более высокими волнами. Сумеет ли она доплыть за полчаса? На большее ей не хватит ни сил, ни смелости. Анна-Мария снова перевернулась на спину, надо было дать отдохнуть рукам. В кулаке она все еще сжимала найденную губку. А если выбросить этот бурый, скользкий комок, тогда, может, станет легче плыть? Но она только на мгновение поддалась соблазну, хорошо зная, что сама себя обманывает. Ей ничего другого не оставалось, как только плыть с губкой или без нее, не думать, ни на что не рассчитывать, а плыть, плыть, плыть!